Февраль(?)

Вторник: Взвоню:

+Лукницкому - с.433

Пятница (22 февраля):

Письмо НиколаяСтепановичадля Аманды, узнать у Лукницкого.- с.438.

25 ноября 1964. Москва.

Кому завтра звонить:

П.Лукницкий - с.501

январь 1964

Лукницкий П.Н. И6-38-95 ддомашний - с.512

Записная книжка No 18

75 лет (23-24 июня 64)

и 50 лет "Четкам"(30 апреля1964)

Из писем Гумилева. Под редакцией В.С. Срезневской.

(ПримечанияЛукницкого.) - с.532

Записная книжка No 19

Кому дать книгу 65 г.

Лукницкий - с.573.

Записная книжка No 20

февраль1965

Кого надо видеть

Лукницкий - с.590

Иконография (20-ые годы)

ДмитрийБушен. (В "Собаке") У Лукницкого - с.603

Какие фото сказать Ане для Медведева.

У Лукницкого - с.690.

"Двухтомник Гессена (Петроград, 1928) был запрещен - корректура есть у Лукницкого.
– с.697

2 февраля Новый план (предложить Хренкову) Лукницкий (?) c.707

В записной книжке No 21 от 18 мая 1965 г. есть запись о том, как"бульварные, продажные и просто глупые мемуары" попадают в научные работы". В противопоставлении к ним Лукницкий для Ахматовой - авторитетный источник: "С 1904 г.
– по 1910 (начиная с "Русалки" можно проследить наши отношения, зафиксированные в "Трудах и днях" (подчеркнуто мной - И.Б.) и абсолютно неизвестные "мемуаристкам" типа Неведомской и А.А. Гумилевой, и вообще моим биографам" (с.624).

Если учесть, что Анны Андреевны не стало в 1966 г., не будет преувеличением сказать, что помнила она о Лукницком до самого смертного часа. Так же, как и он - последние страницы из его дневника в июне 1974 г. его "духовная" - с именами Гумилева и Ахматовой:

"...Температура 35,5, пульс 40 ударов, два медленных, очень сильных, за ними мелкие, едва уловимые, такие, что кажется, вот замрут совсем... давление продолжает падать... дышать трудно. Жизнь, кажется, висит на волоске. А если так, то вот и конец моим неосуществленным мечтам. Книга об отце и его пути; Гумилев, который нужен русской, советской культуре; Ахматова, о которой только я могу написать правду благородной женщины-патриотки и прекрасного поэта; роман о русской интеллигенции, - все как есть. А сколько можно почерпнуть для этого в моих дневниках! Ведь целый шкаф стоит. Правду! Только правду! Боже мой! Передать сокровища политиканам, которые не понимают всего вклада в нашу культуру, который я должен был бы внести, - преступление. Все мои друзья перемерли или мне изменили, дойдя до постов и полного равнодушия... Не сомневаюсь: объявится немало друзей среди читателей, с которыми я не знаком...

...Меня мутит, тошнит, боли резкие, я весь в поту. Ощущение, что смерть близка. Я ее не боюсь. Обидно, что не написал лучших своих книг...".

Это горькое признание в то же время возвращает нас к началу творческого пути Лукницкого: он входил в литературу не просто своими сочинениями, а - в первую очередь - осознанием таланта другого человека, важностью сохранения для нас, потомков, строчек Гумилева, а потом и других поэтов. Признание таланта другого - особый дар, а для истории русской литературы - неоценимый. Открывая новые вершины в памирской гряде, Лукницкий в то же время торил дорогу для многих исследователей русской литературы. Быть может, это и есть его главное восхождение.