Ясноград. 6 октября 1988 г.

Сообщение Гусарова о заключении по «элке», несмотря на то, что оно опровергало версию Петриченкова, помощник председателя комиссии по расследованию близко к сердцу не принял — он просто-напросто не поверил в него: такое заключение выгоднее, оно устраивает всех — с мертвого спрос невелик; а вот если в аварийном акте записать, что катастрофа произошла из-за тяги руля высоты, тут всем хлопот и неприятностей полон рот: почему просмотрели, как проводятся смотры и регламентные работы, каковы знания авиаспециалистов техники и наставления по инженерно-авиационной службе и прочее, и прочее. Может, так и лучше, это его, Гусарова, дело, но пусть знает, он, Петриченков, в курсе.

Гусаров, разумеется, и здесь не будет сидеть сложа руки, и Петриченков представлял себе, какие это будут «беседы», потому надо торопиться, опередить его, а главное — не ошибиться, такие раздобыть факты, против которых никакие теоретические выкладки не устояли бы. Правда, пока генерал-майор особой активности не проявляет, держит свое слово, но все равно информация к нему стекается…

Итак, пункт 1. Заключение Арефьева по «Фортуне». Проверено. «Катапульта к эксплуатации непригодна».

2. Испытание «Фортуны». Кинодокументы просмотрены. Вращение «Фортуны» бесспорное.

Теперь надо проверить, как реагировал на это Веденин и какие принимал меры.

Петриченков полистал бумаги. Ага, вот она, стенограмма совещания после испытания.

Веденин. Три дня назад, как вам известно, мы проводили основной эксперимент. Какое дал заключение товарищ Арефьев, вы тоже знаете. Эти дни мы пытались разобраться в причинах происшедшего, проанализировать каждый наш шаг, каждый этап работы, каждую деталь, промоделировали катапультирование на заданном режиме, просчитали все на машинах и по графикам. О результатах проверки доложат начальники служб. Прошу, Федор Борисович, начинайте.

Матушкин. Мы тщательно проверили всю последнюю партию пиропатронов, взвешивали каждый заряд. Можете посмотреть. (Передает присутствующим листы.) Расхождений ни на грамм. И подготовка к испытанию, и испытание проводились строго по инструкции. Так что по вине пиротехнической службы вращение не могло усилиться.

Веденин. А по вине телескопических труб?

Матушкин. Нет. Телескопическим трубам мы уделяли особое внимание, проверяли десятки раз. Точно отрегулировали газораспределение, раскрытие тормозных парашютиков. Все работало как часы.

Веденин. Хорошо, садитесь. Инженер по аэродинамике.

Козловский. Аэродинамика — штука сложная, но точная. Мы промоделировали отстрел кресла в разных вариантах, трижды продували его, один раз с испытателем Арефьевым, еще раз произвели отстрел с манекеном. Просчитали все на машинах и по графикам. Параметры заданные. Никаких расхождений. Вот полюбопытствуйте. Данные свежие. Как говорят, свежи, но все те же — три радиана. А почему у товарища Арефьева десять набежало — одному богу известно.

Веденин. Начальник ПДС.

Грибов. Я думаю, от парашютно-десантной службы не требуется цифровых расчетов. Парашют, известно, сработал безукоризненно. Никакого вращения, никакой раскачки, не так ли, товарищ Арефьев? Так. А потому и претензии к ПДС не имеют под собой никакой почвы.

Веденин. А что скажете вы, Николай Николаевич?

Щупик. Что касается службы материально-вещевого снабжения, то тут, по-моему, и подавно не может быть претензий.

Веденин. Дело не только в вашей службе, Николай Николаевич. Вы все выступаете так, словно оправдываетесь. А нужны не оправдания, а мнение, гипотезы, что ли. Почему возросла скорость вращения кресла с трех до десяти радиан, какие могли быть тому причины? Мы не виновного ищем, а нашу общую недоработку. — Петриченков голосом выделил эту фразу. — А теперь послушаем вас, товарищ Арефьев. Может быть, вы за эти дни что-нибудь вспомнили?

Арефьев. К сожалению, добавить что-либо к заключению не могу.

Реплика Скоросветова. А вы уверены, что ваше заключение бесспорно?

Арефьев. Я уверен, что кресло с подобным дефектом небезопасно для жизни летного состава. — Петриченков подчеркнул и это.

Скоросветов. Вот как? Но сами-то вы живы и невредимы.

Арефьев. Да, я жив и невредим. Я — испытатель и был готов ко всяким неожиданностям. А представьте на моем месте раненого летчика — катапульта в основном потребуется в бою, — разве он выдержит такое вращение? А ему надо не только спастись, но и быть способным вести бой на земле.