– Хм… хотя, да – ты-то, как раз, знаешь, – спохватился лысый.

Вместе они пошли мимо остальных камер.

– Это нижний уровень их цитадели, – Эйнен аккуратно перешагивал через тела охранников. Никто из них не был убит – лишь мирно спали. Кто-то свернувшись калачиком, подложив под голову свое оружие, другие и вовсе –посасывая большой палец и что-то вереща. – Не беспокойся, когда они проснуться от моего зелья, то ничего не вспомнят.

– Знаешь, друг мой, я бы не беспокоился, даже если бы ты сказал, что они “не” проснуться.

Эйнен лишь “криво улыбнулся”, хотя, как обычно, внешне выражение на его лице никак не изменилось.

– Ты сказал нижний этаж – есть другие?

– Я насчитал девять, – ответил лысый. В данный момент, пройдя через отворенную решетку, разделявшую коридор на две половины, он принялся, в той же ловкой и быстрой манере, восстанавливать печать и на ней. – Здесь держат самых опасных… гостей. Чем выше – тем все более цивилизованно. Что, как мне кажется, весьма метафорично и…

– Можно я прерву твои философствования, островитянин, до того, как ты их начал? И, ели что, это риторический вопрос.

– Варвар, – только и ответил Эйнен.

Пока тот возился с решеткой, Хаджар подошел к одной из камер. У той не была закрыта задвижка, которую охранники отодвигали, чтобы посмотреть, что происходит с пленником.

Примерно секунду Хаджар боролся с искушением, но затем, поддавшись ему, заглянул внутрь. Заглянул и, осенив себя священным знаменем, отшатнулся.

Видимо с ним, несмотря на пребывание на девятом уровне цитадели Тайной Канцелярии, палачи обошлись относительно гуманно. То, что Хаджар увидел внутри, будет преследовать его в самых страшных ночных кошмарах.

На распятье висел мужчина. Его черные волосы клочьями свисали с подпаленного, изрезанного, а местами и вмятого внутрь черепа.

Длинные, грязные, они касались пола, где по ним поднимались склизкие личинки каких-то мерзких насекомых.

Левая нога, не доходя до бедра, заканчивалась обломанной, гниющей плотью и костью. Обмотанная пропитанными мазями бинтами, он ссохлась с ними в единое, тошнотворное целое.

Пальцы на руках были вывернуты под неестественными углами. Какие-то из них обрезаны, изломанные, обглоданные или и вовсе – рассечены надвое и ржавеющая пластина торчала поперек ногтю.

Мужское естество пленника, будто ему в насмешку, было приколото на противоположно стене к доске, украшенной весьма похотливой резьбой.

Между ног мужчины свисала трубка, по которой желтая жидкость стекала прямо ему на вторую ногу.

И все это были лишь мелкие и незначительные детали, по сравнению с тем, что палачи сотворили с его торсом. Одного лишь факта, что Хаджар мог поклясться, что там, где у людей находится живот, у этого торчала кормушка для крыс…

Хаджар прислонился затылком к стене и начал быстро-быстро дышать. Он видел всякого в своей жизни. Он видел кадавра, которого они с Эйненом повесили в его же камере – именно так выглядел, совсем недавно и сам Хаджар.

Он видел свою Няню, с которой Примус сотворил, как тогда казалось, невообразимое.

Он видел ужасы войны, перед которыми меркли многие пытки.

Но того, что за мгновение, он увидел в этой камере…

И запах.

Запах, который забирался внутрь легких, проникал в каждую клеточку организма, внутрь души, комком скатывался где-то под черепной коробкой, а затем скручивал внутренности в тугой жгут.

– Лучше не смотреть, – Эйнен выпрямился и отошел от решетки. – Пока я тебя искал, варвар, я увидел такое… такое… не знаю. Может Дарнас и не стоит того, чтобы за него столько людей кровь проливали. Если уж он творит подобное со своими подданными.

– В каждой стране есть подобная цитадель, – Хаджар, отдышавшись, сплюнул. Он прекрасно помнил, как в детстве, даже его собственный отец, в компании главы схожей службы, уходил на чей-нибудь допрос… – К тому же – кто знает, что они сотворили. Может, как и я, вырезали чей-нибудь клан в военное время…

– Может, – с философскими нотками согласился Эйнен. – Пойдем. Слишком мало времени. Зелья хватит лишь до конца этого часа.

Хаджар уже было сделал шаг, как из камеры донеслось:

– Ворон… кружит над миром… безымянным… Ворон могильный… песню… поет… Миру конец… вскоре… грядет.

Старая, очень старая детская считалка-страшилка. Еще сам Хаджар её пугал Элейн, когда мама просила последить за младшей сестрой, а сама удалялась по королевским делам.

Но вот…

Что-то такое, с чем Хаджар не мог тягаться, заставило его развернуться и подойти обратно к камере с жутким пленником.

Он заглянул внутрь.

Этот человек, при все желании, не смог бы говорить. У него был не только вырван язык, но и отсутствовала нижняя челюсть.

– Ворон… – донеслось, словно, изнутри его самого. Изнутри его сознания. Но и этого быть не могло, ибо на шее пленника, так же, как недавно и на шее самого Хаджара, находился рабский ошейник. – Ворон… Слышишь взмахи Ворона внутри твоей души… Северный Ветер?