– Пить хочешь?

– Очень хочу. Только взять не могу, руки не двигаются.

Он поднес стакан мне ко рту, я и присосался, будто с рождения не пил. А вода вкусная, холодная. Я пью, она всё не кончается, словно стакан бездонный. Он отнял стакан и у второго спрашивает:

– Хватит что ли?

Тот отвечает:

– Еще чуть-чуть.

Ну, я снова, как из титьки.

– Теперь хватит, – второй говорит.

Стакан и пропал. А они в стенку ушли. Я плаваю, соображаю, не свихнулся ли часом. Но губы-то мокрые и желудок полный, да и весь я полный, будто кровь новую налили. Тут медсестра зашла, я окончательно убедился, что не брежу и не сплю. Сестричка, как увидала, что я очнулся, за врачами побежала. Врач толкует, мол, в рубашке родился, а кожа нарастет. Но я понимаю, что шкуру не зря с меня спустили, было за что. И на «экскурсию» не просто так водили. Только я испытание выдержал: дверь нужную выбрал, ни на какие соблазны не покусился. Обожрался и так уже по самое не хочу, ясно дураку стало, что вкуснее чистой воды – жизни – ничего не бывает.

– Зачем же ты вернулся? Что делать теперь станешь?

– Я точно знаю, что – проводником буду.

– Куда, кого водить станешь?

– Таких же, как сам, потеряшек, чтоб не через трубу, чтобы здесь нашлись.

Алексей – защитник, оберегал пацанов наркоманов в центре реабилитации, как самого себя. Верили они ему, старались, чтобы он им поверил, вывел. Некоторые прошли. Даже если бы один, уже много.

И будто мало им смерть попрать, они еще служение и место выбирают не из легких.

Калининград странный город, словно специально созданный для чудес. Жизнь в нем течет сонно, вяло, кажется, даже снег падает, как в замедленном кадре. Сглаженные, вечно бледные от малого сумеречного света лица, неспешная речь, умеренные движения – все вымогает взрыва, протеста. Там даже речке невмоготу – течет от моря. В нём я встретила Елену – ясновидящую. Ясно видящую происходящее, прошлое, будущее и людей, буквально, насквозь.

До смерти Лена работала не то швеёй, не то продавцом, она и сама плохо помнила. Жизнь серая, промозглая, скучная – работа, дом – зарастила тем же бледно-зеленым мхом, что на хмурых городских деревьях, девичьи мечты и надежды. В конце концов, придавила, словно толщей ледяной свинцовой балтийской воды, болезнью. Желчный пузырь не выдержал тяжести Лениных обид, разочарований, разорвался, случился перитонит, и она умерла.

– Белая труба, слепящий свет и скорость, скорость бешеная, а мимо мелькают знакомые лица, и я среди них, знаешь, как в книжках – «жизнь пронеслась передо мной в одно мгновение». Оказалось, правда. Никогда не верила, что так на самом деле может быть.

Полет кончился, а свет остался, но не такой яркий, как в трубе, и тепло, хорошо, будто домой вернулась. Благодать, как в детстве, когда наревешься, а тебя пожалела мама и баюкает. Ну, как еще передать? Любовь кругом и во мне, все любовь. Я узнала это чувство, по нему тосковала, особенно после смерти родителей. Тут хотела и хочу быть всегда. Вокруг никого, а чувствую, есть кто-то, живой он – свет. И только я решила, что здесь мое место, будто шепнули: «Пора». Куда, зачем? Я здесь буду! А мне опять: «Пора возвращаться!». Я так в жизни не пугалась: «Не хочу! Не надо! Я здесь, здесь останусь! Господи! Я здесь хочу, с тобой!». Дошло до меня, что с Богом я тут. А он мне в третий раз: «Пора». И снова труба, полет.

Так больно было в тело возвращаться, как в узкую щель каменную пихали. Так больно! Очнулась, темно в палате. А уж после ТОГО света, как темно. Вдруг дверь открылась и закрылась – медсестра зашла и привычно одной рукой выключатель на стене шарит, а в другой лекарства, шприцы на лотке железном. Это я потом поняла, а сначала вижу, скелет кривляется, кости, череп светятся, как в ужастике. Я как заору и скелет заорал. Сестричка со страху лоток выронила и дёру. Потом их двое или трое прибежало. А свет дурехи не додумались сразу включить. Вижу, много скелетов, и все ко мне. Я пошевелиться не могу, только воплю, как полоумная. Наконец, свет зажгли. Только лучше не стало. Девчонки, конечно, в халатах, но я сквозь халат мышцы, кости, все внутренности вижу: желудок, кишки, сердце, как рентген. Гадость такая! Кричать уже сил нет, только глаза пучу. Доктор явился, объяснил – шок послеоперационный. А что я им скажу, что я человек – рентген, меня живо в другое отделение переведут, к психам.

Мы учились с ней «не смотреть», «не замечать» пока не понадобится. Она неполадки любые в теле мигом определяла, хоть и не врач. Могла сказать, что вот тут неправильно, по-другому должно быть. Жизненные поломки тоже видела – какие откуда взялись.

– Смотрю и вижу, что у человека не так в жизни, назад гляну, видно, когда началось, как он это сделал. И, знаешь, все в один миг, не то, что специально разглядываю да раздумываю, вижу разом. И что дальше сделает со своей жизнью, но главное, как мог бы поступить. Я тебе скажу, это хуже, чем кишки видеть. Люди спрашивают, так настойчиво, что со мной будет, да почему со мной так случилось, что делать теперь. Удивляются, про глупости говорят, мол, как я вижу, а сами уходят и продолжают жить по-старому. Зачем приходили? Иногда прячусь от них, хоть и знаю, нельзя мне.

– Почему, откуда знаешь?

– Просто знаю и все. Для чего меня назад выпихнули? За этим самым – людям помогать. Иногда жалко себя становится – зачем меня на такую тяжкую работу господь поставил, почему меня выбрал. А как подумаю, разве ему с нами легко. Нас вон сколько, должен же кто-то не только для себя, для всех потрудиться. Каюсь и не ропщу… до следующего раза. Как все.

– Трудно привыкала. Идешь по своим делам, а тебя раз – повернули в обратную сторону и уже несешься как сумасшедшая, иногда, не зная, куда и зачем. Шла по улице, вдруг свернула, куда не собиралась. Дом культуры какой-то, захожу через служебный ход. И, заметь, вахтер, чего не бывает, ни слова мне не сказал. А я иду, будто сто раз тут ходила. Зашла в зрительный зал. Там темно, а на освещенной сцене люди, репетируют что ли. Среди них астролог этот известный, Х. Гляжу, мама дорогая, у него рога, хвост, копыта. Ну, вот, почему я со страху всегда кричу? И тут заорала: «Чёрт! Чёрт!». Им-то со света в темноту меня не видно, но Х точно в мою сторону показывает и тоже вопит: «Держите её!». Мужики, пока со сцены по лесенкам спустились, заметались по залу, я удрала. Так бежала, забыла, что толстая.

Или, утром еду в трамвае, уже четыре остановки от дома проехала, на тебе – вижу, как сноха беременная в коридоре по стеночке сползает и кровища по ногам. Я назад, по пути в телефон автомат, звоню, трубку не берет. Прилетаю, сидит точнёшенько в том месте, где я увидела, в луже крови. Кровотечение, отслоение плаценты.

Выхожу из дому и не знаю, дойду, куда собралась или нет. Вот и к тебе также привели.

Действительно. Она зашла совершенно неожиданно, в перерыве между консультациями. Я в чужом городе, люди по записи, и вдруг, вплывает это чудо – Елена Прекрасная. Красавица. Золотистые волосы венчиком вокруг головы, шарф крыльями за спиной. Я подумала: «Небесная канцелярия Ангела прислала. Видно, срочное дело ко мне».