— Тестя больше не существует! — воскликнул я. — Еще недавно моя совесть говорила так громко, что ваше решение было бы излишне. Но теперь голос ее приутих, а вот и причина моего малодушия: весьма искушающее письмо, которое я получил два месяца тому назад.

И, вынув из бумажника это послание, я показал его всем.

— Что же мне делать? — продолжал я. — Я хочу поставить вопрос очень широко. Разумеется, в поместьях мадмуазель Тайфер стоит целая лужа крови, и наследство ее батюшки настоящее Хацельдама. [4] Я это знаю. Но Проспер Маньян не оставил потомства. Мне не удалось разыскать и родных фабриканта булавок, убитого в Андернахе. Кому вернуть состояние? Имею ли я право разгласить раскрытую мною тайну, прибавить еще одну отсеченную голову к приданому ни в чем не повинной девушки, добиться, чтобы она видела тяжелые сны и лишилась прекрасной иллюзии, убить ее отца вторично, сказав ей: «Каждое экю в наследстве вашем запачкано кровью». Я взял у одного престарелого духовника «Толковый словарь различных вопросов совести», но не нашел в нем ответа на свои сомнения. Отдать деньги в церковь на помин души Проспера Маньяна, Вальгенфера и Тайфера? Но ведь мы живем в девятнадцатом веке! Построить приют, учредить премию за добродетель? Премию за добродетель присудят жуликам. И большинство наших приютов, как мне кажется, стало нынче рассадниками пороков. И разве искупишь это преступление, употребив преступное богатство на цели более или менее лестные для тщеславия? Да и почему я обязан все это делать? Ведь я люблю, люблю страстно. Моя любовь это моя жизнь. Если я без объяснения причин предложу девушке, избалованной роскошью, привыкшей к жизни, богатой утехами искусства, девушке, которой так нравится слушать в томной позе музыку Россини в Итальянском театре, если я предложу ей отказаться от ста пятидесяти тысяч франков ежегодного дохода, отдав их в пользу отупевших стариков или бездомных шелудивых оборвышей, она со смехом повернется ко мне спиною, а ее компаньонка сочтет меня злым шутником. Если в любовном экстазе я стану восхвалять ей прелести скромной жизни и мой домик на берегу Луары, буду молить ее пожертвовать столичными удовольствиями во имя нашей любви, — это будет, во-первых, добродетельной ложью, а во-вторых, пожалуй, окажется весьма печальным опытом: я потеряю сердце юной особы, которая обожает балы, наряды, да пока что и меня самого. Ее похитит у меня стройный щеголеватый офицер с закрученными усами салонный пианист, почитатель лорда Байрона и превосходный наездник. Что же делать? Скорее, господа, дайте мне совет!

Честный человек пуританского склада, довольно похожий на отца Дженни Динс, [5] тот самый, о котором я уже упоминал, — за весь вечер не промолвивший ни единого слова, пожал плечами и сказал мне:

— Дурак! Зачем было спрашивать, не уроженец ли он города Бове?

Париж, май 1831 г.

Впервые эта новелла была напечатана в 1831 году в августовских номерах «Ревю де Пари». В 1832 году она вошла в «Новые философские сказки» (издание Госселена). В 1846 году автор включил «Красную гостиницу» в XV том «Человеческой комедии» (II том «Философских этюдов»).

В новелле «Красная гостиница» показано начало карьеры банкира-убийцы Тайфера, выступающего в романах «Шагреневая кожа» и «Отец Горио».

Образ банкира Тайфера аналогичен ряду других «героев» «Человеческой комедии», идущих к вершинам богатства путем грязных махинаций и прямых преступлений.