Дмитрий Сергеевич покачал головой. Что за железная леди? Хоть бы головой подумала, если сердце скованно льдом.

— Марина Андреевна, вам нужен ваш сын живым и здоровым? — она неуверенно кивнула. Лицо искривилось, ясно давая понять, что считает его вопрос наиглупейшим. — Марина Андреевна, скажу вам честно, в таких авариях не выживают. Если выживают, то дальше не жизнь. Андрею Александровичу повезло, возможно, благодаря тому, что он готов был пожертвовать собой.

Воронцова нервно застучала ногтями с идеальным маникюром по сумке на ее коленях.

— Дмитрий Сергеевич, избавьте меня от лирики. Я уверена, у Андрея были основания поступить так, но вы не заставите меня поверить в его самопожертвование. Вы просто его не знаете. Так к чему вы?

Дмитрий Сергеевич прищурился. Он не знал Воронцова, но, похоже, мать тоже его не знала.

— Я в своей практике часто сталкивался с подобными пациентами. Надежды почти всегда крайне мало. И я научился верить в чудеса.

Ее идеальная бровь поползла вверх в знак удивления, а губы снова сжались — реакция на его слова о тяжести состояния сына.

— Вы хотите отправить меня в церковь?

Его щека дернулась.

— Было бы не лишним. Но в данном случае я говорю о другом. Эта девушка Татьяна Иванова…

— Ах, вы опять о ней, — перебила его графиня.

— Пожалуйста, дайте мне договорить. Реакция вашего сына на нее нестандартная. Я не могу быть точно уверенным, но я доверяю своей интуиции. Если вы не согласитесь на мое предложение, все может осложниться. Я же сказал, у меня большой опыт, и я вам рекомендую предложить Татьяне ухаживать за Андреем Александровичем.

— Что? Вы с ума сошли! — она сразу замолчала, под его серьезным взглядом. — С чего вы решили, что она пойдет на это?

— Скажем, мне показалось. Сначала я поговорю с ней. Мне нужно ваше согласие.

Графиня задумалась. Ее ноготки снова отбивали какой-то замысловатый ритм. Она хмурилась, обдумывая сказанное.

— Неужели вы и правда, считаете настолько важным? Вы же врач, вы должны быть реалистом.

— Я реалист, иначе в моей профессии не выжить. И я реально вижу показания энцефаллографа, когда девушка разговаривает с вашим сыном. Идемте, вы сами убедитесь. Только я вас прошу, не смущайте ее. Посидите тихо.

Татьяна лежала на кровати лицом к стене. Ее снова душили рыдания. Два дня она не могла ни есть, ни спать нормально. С тех пор, как увидела Андрея в реанимации. Ее сильного, красивого, полного жизни Андрея в этом месте. Его голова в бинтах, лицо бледное, а губы совершенно обескровленные. Кругом трубки от аппарата искусственной вентиляции легких. Мониторы, пищащие в такт сердцебиению и другие приборы.

И ее любимый мужчина без движения, с закрытыми глазами, под которыми пролегли темные круги.

Она держала его холодную руку и что-то говорила. Сама не понимала, что именно. Казалось, что он обязательно должен услышать ее голос, который может стать для него маяком, в сторону которого нужно двигаться. Она понятия не имела, что видят, ощущают люди в этом состоянии. И никто точно не знал. Возможно, она все придумала. Но в тот момент это казалось очень важным. И она говорила, говорила.

А потом после бесконечного дня доктор Зарецкий позвал ее. И снова то же чувство — она должна говорить с Андреем. Что это? Она не понимала. Неистовая потребность сказать ему, что она рядом, что он должен бороться.

Мотивы Дмитрия Сергеевича даже не пыталась разгадать. Главное — он пообещал сделать ей допуск в палату Андрея. Через два дня.

Сегодня смена Зарецкого, но уже обед прошел, а с ней так никто и не поговорил. Глупо надеяться, что мать Андрея передумает.

К тому же к ней сегодня снова приходила Ника. Пыталась выяснить отношения. Спасла Маша, которая пришла в то же время.

Рыжая подруга мягко попросила Нику отложить разговор до полного выздоровления Тани.

— Ты тоже на ее стороне, как и Ирка, — обиженно заявила Ника.

— Нет, но сейчас не время, — Маша была предельно честна, и та смягчилась.

— Хорошо, но ты поговоришь со мной, поняла? — бросила она безапелляционно и удалилась в сторону реанимации. Маша повела Таню на улицу. Передвигаться стало легче — голова не кружиться и не тошнит.

На улице было тепло и солнечно — конец августа выдался чудесным. Но Таню ничего не радовало. Скоро начнутся занятия в универе. И что ей делать? Уехать назад в Геленджик? Бросить Андрея, если он не очнется за неделю? Или бросить университет и переехать в Москву, чтоб быть рядом?