И еще этот долбаный меч. Каждый раз, когда беру его, хочется пустить клинок в дело. Кажется, что он жаждет крови. Как же все оказалось непросто. У меня в руках была необыкновенная мощь, за которую стоило заплатить не менее дорогую цену. Я одновременно силен и слаб как никогда.

По щекам текли горячие слезы, что скатывались к подбородку и там уже замерзали. Тело словно одеревенело. После выплеска огромного количества адреналина накатила апатия. Я стоял на темной улице общины и чувствовал себя одиноким. Наверное, как никогда в жизни.

Хорошо возвращаться туда, где тебя кто-то ждет. Видимо, для этого и заводят собак, кошек, попугаев и прочую живность. Чтобы создать иллюзию, что ты кому-то нужен. Тебя кто-то ждет. А за миску сухого корма или почесывание за ухом – уже не так важно. Ты не один.

Поэтому, когда я услышал шкворчание сковородки на кухне, то зашмыгал носом. Сентиментальным стал в последнее время. Да и настроение скачет, будто у наркомана – разгон от сюсюканий до «убью-покалечу-уничтожу» быстрее, чем у «Бугатти» до сотки. Над этим тоже надо работать. Да, черт возьми, над всем надо работать.

– О, хозяин, как дела?

– Средней паршивости. Ты ничего не сломал, пока меня не было?

– Обижаешь. Я уже почти неделю, как ты это, значитца, выпивать начал, чин-чинарем. Ни одного инцеста…

– Эксцесса, – поправил я его.

А сам вспомнил табличку, которую обычно вешают на предприятиях – столько-то дней без происшествий. Надо тоже такую заиметь. Неделя для Лаптя срок серьезный. Соответственно, скоро обязательно что-то случится. К бабке не ходи.

– Дарья Михайловна не придет?

– Нет, у нее другие планы.

– А этот… корл который, будь он неладен?

– Тоже нет.

– Ну и то хорошо. А то видел у него ножищи? И топчется, главное, топчется. Будто конь безумный. Видите ли, не снимает он обувь. Не привык. Коли живешь в хлеву, твое дело. А зачем же в чужой монастырь со своим уставом ходить?

– Ладно, ладно, завелся тоже мне, – разулся я и повесил плащ на вешалку, – есть чего приготовил?

– Ты уж извини, я так, на скорую руку, чем бог послал. Щи с кислой капустой, да котлеты и толченая картошка.

Ел я без особого аппетита. Обновление работало, хотя все же казалось, что организм чистился недостаточно быстро. Голову чуть-чуть отпустило, но общее состояние оставалось неважнецким. Потому суп я влил в себя почти насильно, заставляя нутро начать нормально работать. С похмелья – именно то, что надо. Правильно говорят, что аппетит приходит во время еды.

Желудок, поняв, что его больше не собираются насиловать водкой и пивом, нажал кнопочку «вкл» и стал требовать еще еды. Поэтому божественные котлеты Лаптя, такие нежные, что таяли во рту, улетели в один присест. Домовой протянул тарелку с добавкой, положил голову на ладошку и стал наблюдать за мной, одновременно комментируя свой кулинарный талант.

– Я просто немного хлеба добавляю. Перекручу с мясом, яйцо туда, да делать больше почти ничего не надо.

Болтал Лапоть без умолку, а вместе с тем взгляд был настороженный. Как у собаки, что по запаху не может сразу признать хозяина после долгой разлуки. Я и раньше не особо страдал тактичностью, а в последнее время и вовсе избавился от необходимости ходить вокруг да около.

– Чего смотришь, как Ленин на буржуазию?

– Гнев тебя душит, хозяин. Копишь ты его в себе, выхода не даешь, а потом он сам прорывается. Так и сгореть недолго.

Я сдавил зубы, чтобы не нагрубить. Поиграл желваками и оскалился искусственной улыбкой.

– Тебе-то откуда знать, чего я чувствую?

– Так хозяин и домовой невидимыми узами связаны. Вроде как родственники единокровные.

– Допустим. И что ты предлагаешь? Самоконтроль и все такое?

– Скажешь тоже. Копят в себе, копят, а потом от грудной жабы помирают. «Мужчины не плачут» и прочая дребедень, – спрыгнул со стула Лапоть, – гнев надо выплескивать. Раньше в лес забредали, куда поглубже, да орали дурниной. Так, что волки под себя ходить начинали.

– Если дома начну кричать, меня в дурку увезут, – расправился я с последней котлетой.

– Так необязательно голосить. У человека много всяких путей есть. Про Ищущего вообще молчу. Щас…

Он заметался по кухне, гремя шкафами, потом метнулся в зал, пронесся вихрем по стенке и вернулся с трофеями. Точнее со стопкой пыльных тарелок.

– Вот.

– Крутяк. Гости к нам придут, что ли? Только ты помой это добро, а еще лучше выбрось. Тут половина старых и треснутых.

– Так для нашего дела хорошо подходят, – он поставил стопку на стол и протянул мне одну тарелку, – держи… А теперь бей.