Но на этот раз, не успел я прогнать пленку каких-нибудь три-четыре раза, как сосед сверху забарабанил чем-то об пол. Я высунулся в окно и осведомился, не мешаю ли спать.

– - Спать вы мне не мешаете, но работать -- очень. Нельзя ли несколько потише?

– - Отчего же нельзя?
– - вежливо ответил я.

И убавил звук.

Чуть-чуть.

Соседа сверху я совсем не знал. Он не из нашего института. Иногда мы с ним встречались на лестнице и раскланивались по всем правилам этикета. Внешне он походил на заправилу какой-нибудь гангстерской шайки: массивный, квадратный, с лицом боксера и короткой стрижкой.

Минут через пятнадцать раздался звонок. Как был, в одних трусах, я пошел открывать -- женщин вроде бы не ожидалось. На пороге стоял "гангстер" с третьего этажа.

– - Простите, пожалуйста, -- сказал он, -- мне очень не хочется прерывать ваших занятий, но... Я, конечно, очень люблю музыку... Сам некоторым образом музыкант... Но нельзя ли все-таки потише?

Я уже приготовится было ответить, но он продолжил:

– - И потом, черт побери, можно ли так варварски обращаться с музыкой? Это что у вас, пере-пере-перезапись?

– - Какой музыкой?
– - обалдел я.

Он указал рукой на окно с магнитофоном. Я схватился за шевелюру.

– - Проходите, пожалуйста, -- попросил я.
– - Только извините, я несколько не в форме...

– - Ну зачем же, -- вежливо возразил сосед.
– - Вы только сделайте немножко потише. Я вовсе не хочу вам мешать.

– - Что вы, что вы, -- бурно запротестовал я.
– - Заходите! В порядке, так сказать, установления добрососедских отношений. А то просто неудобно получается -- два года живем в одном доме и даже не знакомы.

Я усадил его на диван, а сам торопливо стал натягивать джинсы и рубашку -- все-таки неудобно принимать гостей в трусах.

– - Так вы говорите, это музыка?
– - спросил я.

– - А что же это еще может быть?
– - слегка раздраженно парировал он.
– Только музыка, испорченная варварскими руками радистов. Радиолюбителей, виноват. И прекрасная была музыка...

Я поспешно сбавил громкость. Он прислушался.

– - Прекрасная была музыка...
– - повторил он -- Полигармониум?

– - Не знаю, -- сказал я и вдруг начал вдохновенно врать, мне пришла в голову ослепительная идея. Недаром я верю во вдохновение и прозрение.
– - Это сочинение одного моего приятеля. Он не был музыкантом...

– - Композитором, -- поправил меня сосед.

– - Композитором, -- согласился я.
– - Он был дилетант. Любитель. Он подарил мне запись...

– - Но почему она в таком состоянии?

– - Видите ли, я тут... В общем это случайность... Запись повреждена.

– - Так неужели не сохранилось партитуры?

– - Она погибла. Сгорела при пожаре. А вы, кажется, сами музыкант?

– -Да.

– - Простите за навязчивость, а вы не взялись бы...

– - Восстановить?
– - Он был на редкость догадлив.

Я молча кивнул и потупился, чтобы он не увидел, как загорелись у меня глаза.

– - Что ж, -- сказал он.
– - пожалуй... Можно было бы попытаться. Хотя, работа, конечно. грандиозная( -- Он помолчал, пожевал губами.
– - Ладно, -сказал он вдруг решительно и в этот момент показался мне самим совершенством, этаким подарком судьбы.
– - Давайте.

ДМИТРИЙ КОНСТАНТИНОВИч

Больше всего это было похоже на работу археолога, реконструирующего какой-нибудь древний храм или дворец. От него и остались-то крохи фундамента да слабый контур, просматривающийся лишь с самолета; но проходит несколько лет, и вот ты находишь в книге фотографию, под которой написано: "Зиккурат Урнамму. Реконструкция". И постройка столь красива, столь органично вписывается в ландшафт, что невозможно не поверить -- да, именно так это выглядело когда-то, так и никак иначе. Палеоскульптор, по останкам человека воссоздающий его портрет; палеонтолог, по нескольким костям восстанавливающий облик динозавра, -- они могли бы понять то, с чем пришлось столкнуться мне.

Прежде всего надо было записать партитуру. После нескольких прослушиваний я справился с этой задачей довольно легко. Но потом( Потом начались муки. И впервые в жизни я мог сказать -- это были муки творчества.

Какое это магическое слово -- твор-чест-во. Созидание. Из ничего, из памяти, из собственной души извлечь музыку -- что может быть выше этого?! Но я извлекал ее только из инструмента и листов партитуры. Я был исполнителем -- неплохим исполнителем -- и не более того. А больше всего мне хотелось услышать: композитор Дмитрий Штудин. Тщеславие? Не знаю. Может быть. Хотя главное для меня в конечном счете было не это, а сам процесс творчества, процесс мне недоступный. Как говориться, бодливой корове бог рог не дает( И теперь мне представился единственный шанс. Единственный -- потому что в этой записи, которую Николай Михайлович просил меня восстановить, я почувствовал руку гения. Я сам не бог весть что. Но почувствовать гения, узнать его--это я могу. Тут просто невозможно ошибиться. Потому что гармония, настоящая гармония любого заставит остановиться в священном трепете.