– Если бы вы родились сегодня, кем бы вы хотели быть – мальчиком или девочкой?

Все мужчины ответили «девочкой». Как и две из трех женщин.

А в разгар другого званого обеда дочь наших близких друзей Мелисса сообщила нам с Лиз, что беременна {2} .

Я спросил ее мужа Энди, каким ему видится будущее, если у них родится мальчик. Глаза у Энди так и вспыхнули.

– Пока он будет совсем малыш, я мечтаю о том, как подниму его высоко-высоко под потолок, как буду возиться с ним и играть. Но, наверное, я по большей части представляю себе, каким он станет, когда подрастет, как мы с ним будем играть в мяч и устраивать шуточные потасовки. Жду не дождусь, когда можно будет научить его рыбачить. И играть в футбол. Помню, когда папа нарочно пропустил мой мяч в ворота и дал мне забить гол, потом, когда мы вернулись домой, я с порога закричал маме, что победил папу. Хочу устроить такое же своему сыну.

А потом, тем же вечером, я спросил Энди:

– Если бы вы могли выбирать, кого бы вы предпочли – мальчика или девочку?

Подумав с минуту, Энди очень серьезным тоном ответил:

– Девочку. В наши дни… в наши дни – девочку.

Я спросил, почему, и он тут же сказал:

– Сегодня девочка может стать кем хочет, а мальчик – нет. И я больше боюсь за мальчика – вдруг будет плохо учиться в школе или увлечется компьютерными играми… Вот так примерно.

Разумеется, девочкам и сейчас приходится сталкиваться с культурными стереотипами, и внешними, и внутренними. Но меня потрясло другое: как ни мечтал Энди об играх с сыном, желание, чтобы жизнь его ребенка сложилась как можно лучше, перевесило любые фантазии о том, как он может в ней поучаствовать, и поэтому он предпочел бы дочку.

В прошлом большинство отцов мечтало о первенце-сыне. Теперь все иначе. Глубинный «отцовский инстинкт» Энди – стремление поставить на первое место то, что лучше для ребенка, а не собственные желания, – вполне соответствует мнению большинства современных пап: будущие отцы почти в два раза чаще хотели бы дочь, а не сына {3} . Что касается будущих мам, они на 24 % чаще хотели бы, чтобы их первым ребенком была девочка {4} .

В прошлом нам обычно казалось, что взрослые дочери с большей вероятностью, чем сыновья, возвращаются жить к родителям. Ведь такова была реальность {5} . Но теперь все иначе. Сегодня молодые люди в возрасте от 25 до 31 года живут с родителями на 66 % чаще, чем их ровесницы {6} . Впервые за новейшую историю молодые мужчины чаще живут с родителями, чем с партнершами. Напротив, женщины предпочитают жить с партнерами {7} .

Уильям, папа Кевина, говорил мне:

– Когда наш сын вернулся в свою детскую вскоре после того, как мы устроили ему великолепный праздник в честь тридцатилетия, я, помнится, подумал: «Вот доказательство, что я плохой отец». Кевину я ничего не говорил, но эта мысль не дает мне покоя до сих пор.

Однако Кевин почувствовал смущение отца. Правда, его беспокоит совсем другое:

– Мы с одной девушкой так зажигали на вечеринке – ух! Я бы пригласил ее поехать ко мне, но не мог же позвать ее в родительский дом, поэтому просто продолжал к ней подкатывать. Потом она сама говорит: «Тут так шумно. Давай сбежим куда-нибудь!» Я предложил пойти в бар. Она посмотрела на меня будто на ненормального. А потом взмахнула ресницами, провела пальчиком по пуговицам на моей рубашке и говорит: «Может, к тебе? Ты далеко живешь?» Я ответил, что нет, поблизости, но с родителями. Хотел спросить, может, у нее есть куда поехать, но понял, что стоило ей узнать, что я живу с родителями, как она вся окаменела. Извинилась, сказала, что ей надо «попудрить носик», а сама подошла к подружке, и они начали поглядывать на меня и хихикать. Меня в жизни так не унижали.

На противоположном конце спектра продуктивности – юноша с четко определенными целями в жизни. Что общего у них с Кевином? Беззащитность. Обидчивость. И стыд. Сегодня, в мире Харви Вайнштейнов, Биллов Кросби и прочих рухнувших кумиров, оказывается, что за каждым шовинистом, повинном в сексуальных домогательствах, за каждым насильником и серийным убийцей стоит обиженный мальчик, которому стыдно за своих собратьев. Только представьте себе, сколько стыда накопил Ройс Манн к пятнадцати годам – и как живо и осязаемо он выразил это чувство в стихотворении в прозе, которое написал для программы HATCH – международного сообщества, цель которого – «высиживать» (hatch) творческих личностей, будто птенцов в гнезде. Приведем отрывок из стихотворения Ройса:

… недавно я стал мужчиной. Это произошло, когда впервые при виде меня женщина перешла на другую сторону улицы… когда женщина, которая шла в десяти шагах впереди, обернулась через плечо… и тут же свернула и перешла дорогу, будто Моисей Чермное море… Шаги ее научили меня, как опасны мои руки. Научили, что это такое – быть мужчиной, хотя мне, быть может, никогда не доведется узнать, что такое бояться мужчин. И в тот миг, представьте себе, я понял наконец Питера Пэна. Понимаете, мне захотелось остаться мальчиком, не становиться мужчиной, ведь мужчина – как я теперь знаю – это помесь отца, брата и насильника, но больше всего в ней насильника.

Стыд, который Ройс уже усвоил, учит его, «как опасны его руки». Главное в мужчине, по мысли автора, то, что его надо бояться. И поэт делает вывод: «Мне захотелось остаться мальчиком», Питером Пэном, потому что в мужчине больше всего от насильника. Когда читаешь эти строки, прямо чувствуешь его стыд – а ведь это голос юноши умного и талантливого.

Радует, что из Ройса едва ли вырастет шовинист и насильник. Однако в своем стихотворении Ройс нигде не упоминает о здоровых сторонах мужественности, о том, какой вклад он как мужчина хочет сделать в жизнь своей семьи и мира. Если он и вправду считает, что его запрограммировали на насилие, причем чем дальше, тем хуже, его вклад будет ограничен только тем, что он совершит из чувства вины.

Неважно, на кого похож ваш сын, на Кевина или на Ройса: он растет во времена, когда статья в журнале «Атлантик» под названием «Конец эпохи мужчин» {8} вызвала такой отклик у мыслящих читателей, что автора попросили развернуть ее в одноименную книгу {9} .

Представьте себе, что ваша дочь растет во времена, предвещающие «Конец эпохи женщин». Ни мальчикам, ни девочкам никогда еще не приходилось расти в годы, знаменовавшие конец эпохи их пола. Ожидание «конца эпохи мужчин» едва ли вдохновит вашего сына на подвиги.