Шрифт:
– Я ем. Может, мало, но ем. – Я налила кофе в чашку.
Он перевел взгляд на холодильник. Магниты удерживали фотографии. На одной из них, снятой три года назад, Клэр, Мари и Анаис стояли перед домом Анаис в Шербуре. В то лето я не приезжала домой на каникулы. Рассел взял фотографию и привалился к стойке, поглядывая то на снимок, то на меня.
– Что? – спросила я через минуту.
– Просто смотрю на твою мать. У нее оба родителя французы?
– Только мать. А что? – спросила я.
– А отец?
– Он был американцем. Кажется, ирландского происхождения. У него были черные волосы – потом поседел. Анаис тоже темноволосая, ну была… Сейчас седая.
– Отец Клэр жил во Франции? Они там познакомились?
Я села.
– Нет. Исходя из того, что я знаю, они познакомились во Вьетнаме, представляешь? Отец Анаис был дипломатом и работал во французском посольстве. Мой дедушка был призван на военную службу и отправлен в Сайгон. Они с Анаис безумно влюбились друг в друга. Поженились, потом родились Мари и Клэр. Только никто из членов семьи не был счастлив, судя по тому, что я знаю.
– Почему?
Я пожала плечами.
– Бабушка Анаис была из обеспеченной семьи. Мой дед был простым парнем с рабочей окраины Филадельфии. Не знаю, что они нашли друг в друге. Подозреваю, они и сами не знали это. Однажды Анаис взяла в охапку Клэр и Мари и уехала в Шербур. Там жил кто-то из ее близких родственников, вернувшихся во Францию.
– Он жив, твой дед?
Я покачала головой.
– Нет, в прошлом месяце был год, как он умер. Клэр и, думаю, Мари почти не знали его. Он никогда не был частью их жизни.
– А когда Клэр и Мари вернулись в Штаты? – Рассел поднес ко рту свою чашку и обнаружил, что она пуста.
Я протянула руку.
– Я долью тебе остатки. – Добавила кофе. – Во Франции Мари вступила в конвент, а потом приехала сюда, чтобы быть рядом с Клэр. А Клэр приехала сюда, как мне кажется, в начале девяностых. Насчет даты не уверена. Она была редактором французского отделения журнала «Вог», и они перевели ее в Штаты.
– Где они жили? – спросил Рассел. – Я имею в виду Росса и Анаис. Когда они перебрались сюда? – Его взгляд был твердым и заинтересованным.
– Росс Сондерс работал на заводе где-то в Филадельфии. Так что, думаю, они жили где-то в городе. Могу выяснить, если это важно.
– Гм. Послушай. У меня идея. Позволь мне накормить тебя хорошей едой. На самом деле хорошей, добротной и сытной, а ты расскажешь мне все, что помнишь или знаешь о матери, тетке, Анаис и твоем деде…
– При одном условии. – Я поставила чашку в раковину. – Позвони Джоанне и уволь ее с должности моего телохранителя. Впредь мы будем заниматься этим делом вместе. И я переезжаю сюда. Хватит с меня нянек.
– Не очень хорошая идея…
– Иначе мы с тобой не договоримся, Рассел. Я способна позаботиться о себе. Я не собираюсь вечно жить с Джоанной и не хочу, чтобы этот дом пустовал.
– В сложившейся ситуации я не уверен, что кто-то из нас способен позаботиться о себе. Взгляни на меня. – Рассел указал на свое опухшее лицо.
– Если кто-то захочет причинить мне вред, он это сделает, будет рядом Джоанна или нет. Просто так она тоже оказывается в опасности.
Рассел вздохнул:
– Запирать окна и двери. Иметь «девять-один-один» на быстром наборе. Звонить мне при любом странном шорохе в доме. Договорились?
– D’accord [7] . Итак, как насчет сытной еды? – Я рассмеялась.
Глава 13
Мы сели во дворе «Мексикан фуд фэктори». Перебрав с десяток других ресторанов в округе, остановились на этом. Сидеть на свежем воздухе было приятно, еда оказалась отменной. Еще один плюс был в том, что у них подавалось спиртное.
Рассел подвинул ко мне корзинку с чипсами:
– Ешь. Пожалуйста.
Я взяла кусочек и откусила уголок.
7
Согласна (фр.).
– Чем тебе не нравится мой вес?
Он пожал плечами:
– Обсуждать с дамой ее вес – это верх неприличия, но в твоем случае я делаю исключение. Ты худа. У тебя анорексия?
Я ненавидела это слово. Покачала головой.
– Давай не начинать ужин с постановки неверного диагноза, ладно?
Рассел откинулся на спинку стула:
– Расскажи, какие отношения сложились между тобой и твоей матерью.
– Отношения, – я подалась вперед, – состояли в том, что Клэр – хотя о мертвых плохо говорить нельзя – была стервой.