Частое возникновение паники в частях, эмоционально истощенных после боев, не соответствует нашим представлениям об интенсивности оборонительного поведения у животных. Ослабление организма (выдержка пойманного животного без корма), длительное или многократное преследование снижают оборонительную мотивацию. К уставшему животному, к стаду удается подойти на минимальную дистанцию. Уставшее животное становится более восприимчиво к обучению, например, когда речь идет о «заездке», т. е. первом приучении лошадей, северных оленей, верблюдов к упряжи [46] . Но не следует путать «уставшее» и «истощенное» существо. Объезжая лошадей, я мог убедиться, что только что взятый из табуна жеребчик мало вынослив, слишком жирен. Гоняя его на корде или уже под седлом, добившись, чтобы пот заливал ему глаза и пена покрывала губы, порванные уздой, можно добиться, чтобы через два часа после поимки в табуне жеребчик послушно служил всаднику.

Нужны дополнительные исследования, что вызывает панику в войсках – усталость или истощение.

Паника нередко начинается со слабых, с тылов, с тех, кто не знает, что делать. Менее защищенные, дезориентированные люди тыла нередко становятся провокаторами панического бегства всей армии. Симанский приводит примеры, когда передовая часть армии одерживала победу, тогда как ее обозы устремлялись в бегство.

В начале Первой мировой войны паника в войсках наблюдалась особенно часто, потому что войска были не обучены, не привыкли к ужасам и тяготам войны. Призывники, пополнявшие войска, приходили в армию из глухих деревень (Симанский, 1929).

Столь же трагичны были первые дни Великой Отечественной войны для советских войск. Впрочем, из опубликованных материалов трудно вычленить панику в войсках от бегства от неминуемой смерти, когда на плохо вооруженных советских солдат накатывала волна танков. Практически все советские военачальники в своих мемуарах сопоставляют стойкость московских ополченцев с нестойкостью нового пополнения, приходившего в войска из деревень. С уважением говорит К.К. Рокоссовский: «Это было кадровое соединение» в отношении 316-й стрелковой дивизии под командованием И.В. Панфилова, сформированной из жителей Казахстана и Киргизии, и 78-й стрелковой дивизии под командованием А.П. Белобородова, сформированной на Дальнем Востоке.

Профессиональные военные, в том числе и наемники, реже подвержены панике, однако и в таких войсках случаются панические состояния. Известно, что в заградотряды чаще направляли испытанных воинов. Это перекликается с опытом римских легионов, в которых самых опытных воинов ставили в третью шеренгу. Было известно, что именно не воины передней линии, а те, что позади, чаще устремляются в бегство.

Д. Гранин вспоминает, как первая бомбежка, под которой он оказался, «…сделала свое дело, она разом превратила меня в солдата. Пережитый ужас что-то перестроил в организме. Следующие бомбежки воспринимались иначе. Я вдруг обнаружил, как они мало эффективны. Действовали они прежде всего на психику, на самом-то деле попасть в солдата не так-то просто. Я поверил в свою неуязвимость. То есть в то, что я могу быть неуязвим. Это особое солдатское чувство, которое позволяет спокойно выискивать укрытие, определять по звуку летящей мины или снаряда, где он разорвется, это не обреченное ожидание гибели, а сражение.

Мы преодолевали страх тем, что сопротивлялись, стреляли, становились опасными для противника.

В первые месяцы войны немецкие солдаты в своих касках, зеленых шинелях со своими автоматами, танками, господством в небе внушали страх. Они казались неодолимыми. Отступление во многом объяснялось этим чувством. У них было превосходство оружия, но еще и ореол воина-профессионала. Мы же, ополченцы, выглядели жалко: синие кавалерийские галифе, вместо сапог – ботинки и обмотки. Шинель не по росту, на голове пилотка…

Прошло три недели, месяц, и все стало меняться. Мы увидели, что наши снаряды и пули тоже разят противника и что немецкие солдаты так же кричат, страдают, умирают. Наконец, мы увидели, как немцы отступают. Были такие первые частные, небольшие эпизоды, когда они бежали. Это было открытие. От пленных мы узнали, что, оказывается, мы – ополченцы, в своих нелепых галифе, внушали страх…

Надо различать страх личный и страх коллективный. Последний приводил к панике. Таков был, например, страх окружения. Он возникал спонтанно. Треск немецких автоматов в тылу, крик «Окружили!», и могло начаться бегство. Бежали в тыл, мчались, не разбирая дороги, лишь бы выбраться из окружения. Невозможно было удержаться и невозможно было удержать бегущих. Массовый страх парализует мысль. Во время боя, когда нервы так напряжены, одного крика, одного труса бывает достаточно, чтобы вызывать общую панику.

Страх окружения появился в первые месяцы войны. Впоследствии мы научились выходить из окружения, пробиваться, окружение переставало устрашать» [47] .

В ходе Великой Отечественной войны «обкатка танками» стала обязательным упражнением при подготовке солдат к обороне. Пехотинцы, находясь в окопах, должны были выдержать проезд танка над собой, после чего бросить вдогонку танку гранату [48] .

Термин «обстрелянные солдаты» встречается в воспоминаниях военачальников очень часто. Прославленные немецкие танковые командиры Х. Гудериан, Х. Люк рассказывают о необыкновенной устойчивости своих войск в любой обстановке и сетуют, что к концу войны Верховное Главнокомандование фашистской Германии приняло неверную стратегию: формирование новых танковых соединений, а не укрепление новобранцами и техникой бывалых, но потрепанных соединений. Эти новые танковые части по своим боевым качествам резко уступали тем, где имелось ядро опытных танкистов. [49]

В эпоху Великой французской революции и наполеоновских войн можно было ожидать, что паники в войсках, одушевленных революционными и империалистическими идеями, буду случаться реже. Однако исследование не подтверждает этого. Vouviliers [50] насчитал во французской армии в 1792-1815 годах 300 случаев паники.

Как мы видим, паническое состояние людей во время войны и турбулентных социальных событий может продолжаться несколько дней. Уже покинув поле боя, удалившись от тех стимулов, что стали первопричиной, солдаты продолжают бежать, преодолевают всяческие препятствия, причем мало заботятся о своей безопасности. У животных, случается, мы тоже наблюдаем сохранение страха и часы и дни. Мало того, страх на определенный стимул (обстановку, в которой случился испуг) может закрепиться на всю жизнь.