Шрифт:
– Пей, – командую я.
Он зажимает нос и делает глоток. Я сдерживаюсь из последних сил. Этот бездельник в детстве никогда не знал ремня и не сидел запертым в своей комнате (или в подвале), в колледже впаривал учителям заказные работы и теперь пытается впаривать пафосным идиотам свое элитное пойло. Я – первый, кому удалось прижать засранца к ногтю и заставить отвечать за свои поступки. Надо сказать, ответственность ему к лицу. Появились морщинки, исчезло гламурно-педоватое выражение. Правда, работы пока полно: он все еще скрещивает ноги, как Вуди Аллен, и сдувает волосы со лба. Но я сделаю из него мужчину.
– Где «Домашняя содовая»?
– Да какая разница?! Мы продаем стиль жизни. Настроение. Здоровье и богатство.
– Разница должна быть. Любой идиот отличит колу от пепси.
– Не сравнивай.
– Где «Домашняя содовая»?
– Откуда мне знать: может, ты врешь и ее вообще здесь нет.
– Я никогда не вру.
– Ты ведь не убьешь меня?
– Где «Домашняя содовая»?
– Конечно, не убьешь, ты слишком умен.
Я ничего не отвечаю, потому что знаю силу молчания – испытал на собственной шкуре. Ни одни слова отца не помнятся мне так ярко, как его безмолвие.
Бенджи тоже проникся: руки у него затряслись. Когда он берет первую банку и подносит к губам, большая часть содержимого проливается на подбородок и дорогущую рубашку. Я просматриваю почту и поверить не могу, сколько людей скучают по этому придурку, любят его. Он гостит у меня всего три дня, а парня уже завалили письмами. Пока он кусает булку и собирается с мыслями, я проверяю твой телефон. Невероятно! Ты еще никому ничего не написала про наше свидание. Наверное, забавляешься со своей подушкой или спишь.
Бенджи берет вторую банку, глотает, полощет рот, сплевывает.
– Точно не здесь, – говорит он и смотрит на меня, явно надеясь на подсказку. Молчу – идеальная тактика с богатенькими избалованными засранцами. Я, когда сидел в клетке, вел себя гораздо лучше: не ныл, не жаловался и не трясся, как последнее ссыкло.
Берет третью банку и говорит:
– Чин-чин!
Я готов придушить его голыми руками. Он не итальянец. Какого черта сует мне в нос свой «чин-чин»? Бенджи делает глоток, облизывает губы, трет подбородок и принимается ходить по клетке.
– Ну?
– Тут не идеальные условия для дегустации.
– Жизнь вообще неидеальна. Для большинства людей.
– Воздух слишком влажный и застоявшийся.
– Где «Домашняя содовая»? В первом, втором или третьем?
Он вцепляется в решетку, трясет головой и плачет. Опять. Я проверяю папку «Отправленные» в твоей почте. Уже девять, ты проснулась и успела тиснуть своему сокурснику сообщение, что тебе понравился его рассказ.
– Бенджи, ну?
Он поднимает голову, делает шаг назад, словно боясь упасть от переизбытка чувств, вытирает глаза, складывает руки на груди и выплевывает:
– Здесь ее нет!
– Это окончательный ответ?
Он вцепляется в свои белокурые лохмы (заметно потемневшие от пота) и умоляет:
– Подожди!
– Отвечай.
– На вкус везде дерьмо – обычное отстойное химическое дерьмо по девяносто девять центов бутылка. Ты обрек меня на провал. Так нечестно.
– Это окончательный ответ?
– Да.
– Прости, Бенджи, – говорю я, и его нижняя губа начинает трястись. – Ты ошибся. Во всех трех банках «Домашняя содовая».
Тебе приходит письмо от сокурсника:
«Спасибо, Бек. Сейчас читаю тебя. Очень здорово. Это лучшая твоя вещь».
Бенджи стонет:
– Нет!
Что за самоуверенный урод? «Читаю тебя». Вот козел!.. Ну давай же, напиши Чане или Линн. У тебя вчера было лучшее свидание в жизни, а ты треплешься об учебе…
– Джо, такого не может быть.
– Может, – говорю я и в его лице даю отповедь всем зарвавшимся богатеньким врунам с университетскими дипломами. – Это контроль качества. Разбирайся ты хоть немного в бизнесе, знал бы, что без него никуда.
Конец ознакомительного фрагмента.