Спустя несколько лет меня стали оставлять дома без надзора. Уже ребенком я умела готовить. В восемь лет могла самостоятельно приготовить ужин ко Дню благодарения – да так, что все блюда подавались на стол горячими и вовремя. Родственники по маминой линии были настоящими гурманами: бабушка Полли дружила с Джулией Чайлд [1] . Они с дядей Хефом, ужиная, любили за бокалом вина поговорить о «Гастрономической энциклопедии Ларусс» и о том, допустимо ли в самом крайнем случае использовать белый лук вместо лука-шалот. Я гордилась тем, что не питаюсь едой «из коробок», что готовлю все сама. Но начиная как фанатка готовки и любительница проводить свободное время на кухне с мамой, к девяти годам я стала есть песочное печенье, как одержимая. Я приходила домой из школы и распаковывала весь пакет, даже не притворяясь, что собираюсь готовить. Просто сидела перед телевизором с миской на коленях и ела, пока мне не становилось дурно, – а затем торопилась все прибрать, пока мама не вернулась домой.

Маму больше привлекала здоровая пища, нежели экстравагантная. Она увлекалась астрологией, йогой, личностным ростом, а вслед за ней и я попала под влияние Аделии Дэвис и Натана Притыкина. Когда мы впервые решили вместе сесть на диету Притыкина, мне было лет десять. Ни одна из нас не ставила цель сбросить вес – для меня это и вовсе был период, когда я выглядела максимально здоровой. Помню, что чувствовала волнение от важности момента, – но продолжалось это недолго.

Примерно в то время я пережила первую серьезную депрессию. Я снова проводила лето в Саншайн Меса, но в этот раз не получала удовольствия. Мне не хотелось собирать вишню, ловить кузнечиков банкой или делать что-то еще, что раньше приносило столько веселья. Все, чего мне хотелось, – спать. Всем казалось, что я скучаю по дому, но долгие мучительные телефонные разговоры с мамой не помогали, так что мы все вздохнули с облегчением, когда лето кончилось и я вернулась в Сан-Франциско.

В 12 лет я решила отказаться от сладостей. Помню свое возбуждение по этому поводу и осторожные раздумья на тему того, что именно считать сладостями. Могу ли я есть мед? А кленовый сироп? Йогурт с кусочками фруктов? В конце концов я все четко разграничила, решив, что если пища сладкая на вкус, то я не стану ее есть. Оглядываясь назад, я осознаю, что это и была первая Разумная Граница. Более двух месяцев все было ясным и четким; помню главное – я чувствовала себя великолепной. Действительно способной что-то изменить. И вот однажды меня привлекла мерцающая обертка какой-то сладости. Я подумала, что и без того была достаточно строга к себе в течение долгого времени. И съела ту конфету. Вот так и закончился мой эксперимент «без сладостей».

Год спустя добавилась новая проблема – пубертатный период. А вместе с ним пришла неудовлетворенность собственным телом. Каким-то образом я дожила до 13 лет, не особенно переживая о том, сколько вешу и как выгляжу, но подростковый кризис все изменил. Я весила только на 6,5 кг больше нормы, но все время сравнивала себя со своей худенькой мамой и потому чувствовала себя просто огромной. С тех пор всем попыткам похудеть мешали депрессия и ощущение изоляции. В школе я выделялась оценками: мой IQ был даже выше, чем у среднего человека вдвое старше меня. А вот социальные навыки оставляли желать лучшего. Еда была моим постоянным спутником, моей радостью и – временами – единственным другом. Но, думаю, даже не будь всех этих проблем, мой мозг все равно был бы запрограммирован на зависимость. Сейчас же. Больше. Еще.

Мои дофаминовые рецепторы были изначально настроены желать б'oльшего, чем я могла получить – даже от еды. В разгар подростковых экспериментов я нашла единственную диету, которая, как казалось, действительно работала: наркотики. Когда мне было 14, во время концерта UB40 приятель по летнему лагерю предложил попробовать грибы. Вопреки своим принципам, я согласилась. Мы облазили вдоль и поперек парк Тилден Риджинал, а потом катались всю ночь до восхода солнца. Я никогда не чувствовала такой свободы, такого единства со Вселенной, такой легкости дома, в общении с другими людьми. Я завалилась на кровать, а когда проснулась 20 часов спустя, то проползла через холл в ванную и встала на весы. Я потеряла 3 кг. Мир сместился по оси.

Я попала.

В течение следующих шести лет жизнь закручивалась совершенно бесконтрольно. Звездная карьера в школе пришлась весьма кстати. Я могла получать четверки, прилагая минимальные усилия и изредка присутствуя на уроках. Когда бы родители ни упрекнули меня за ночные гулянки или деньги, пропавшие у бабушки из кошелька, я отбивалась, говоря, что у меня прекрасные оценки, моя жизнь под контролем, я в порядке.

Я была чертовски не в порядке.

Что бы я ни пробовала, мне хотелось больше: кислота, экстази, никотин, алкоголь, секс. Для меня просто не существовало слова «достаточно». И если дилер не отвечал на звонок пейджера, если не было денег на сигареты, не попадалось под руку фальшивого удостоверения личности, чтобы купить алкоголь, – всегда оставалась большая миска спагетти или песочного теста, чтобы расслабиться. Вес продолжал быть сущим наказанием.

Осенью выпускного года вместо того, чтобы сидеть на дополнительных занятиях по химии, я познакомилась с парнем, который играл в бильярд в середине дня. Мы стали неразлучны, и в первую же неделю он познакомил меня с метамфетамином.

Вот оно. Я нашла ответ.

Внезапно я могла целыми днями не испытывать чувство голода. Более того – я совершенно потеряла интерес к еде и наконец-то похудела.

Это было волшебно.

Конечно, хоть я, возможно, и похудела, но определенно не была в порядке. Школьный консультант видел, как я отворачиваюсь от своего будущего, от надежд, которые лелеяла прежде. Однажды он выгнал меня из класса и потребовал, чтобы я заполнила бумаги для поступления в Беркли – престижный колледж, к тому же располагающийся в нашем штате. Поскольку школьные тесты я сдавала на «отлично», осенью меня бы приняли туда автоматически – нужно было только окончить школу и пройти один из подготовительных курсов Беркли в течение выпускного года. Когда он подтолкнул ко мне стопку бумаг, я рассмеялась, полагая, что это излишне, – я все еще рассчитывала на Гарвард, не в силах вообразить, как далеко меня завели наркотики. Однако, оглядываясь назад, могу сказать только одно: слава богу.

Все рушилось пугающе быстро. Я не могла заставить себя вылезти из постели, чтобы появиться на занятиях. Однако, бросив учебу, я бы упустила шанс попасть в Беркли. Так что я нашла выход – сдать экзамены и закончить школу экстерном. Я сделала это (будучи под кислотой) успешно. Каким-то образом я заставила себя переступить порог Беркли и прошла один обязательный курс – введение в социологию. Вот так я сделала шаг к своему будущему, – а затем рванула в другую сторону.