– Так точно, она была уборщицей. В основном на факультетах радиологии и делового администрирования.

– У нее было рабочее место?

– Нет, не было. Только шкафчик.

– Покажите, пожалуйста.

Толстяк повел Ивату по длинному, сверкающему чистотой коридору, затем вниз по лестнице к раздевалкам для персонала. Зайдя в тускло освещенную комнату, он указал на шкафчик у дальней стены, на полу перед которым лежал ворох увядших цветов.

Два – балаган.

На дверце висел увесистый замок, раза в два больше прочих.

– У нее были неприятности на работе?

– Нет, что вы. Она была идеальной сотрудницей. Не опаздывала, не болела. Прекрасный работник и чудесный человек… Это просто кошмар какой-то.

– Простите, но, если у нее не было проблем, почему на шкафчике такой большой замок?

– Видите ли… Был один случай в начале года. Такако пожаловалась, что кто-то влез в ее шкафчик.

У них над головой вздрогнул и загудел насос.

– Что было украдено?

– Это самое странное: только ее униформа. Но это бессмысленно, форму выдает университет. Обычная дешевая форма. Ее регулярно меняют.

– Как по-вашему, у нее были враги?

– Всегда такая тихая… Не представляю, чтобы у нее были враги. Кто мог желать ей зла?

– У вас есть ключ от замка?

– Да, конечно.

Он поискал в связке ключей нужный и отдал Ива-те. Раздался скрип, и замок открылся. Шкафчик был пуст.

Три – девчонка.

Четыре – пацан.

– Значит, госпожу Канесиро обворовали в начале года?

– Именно так.

– Не подскажете точную дату?

– Все записи у меня в кабинете.

Он повел Ивату по неосвещенному и пропахшему моющими средствами коридору, в темных закоулках которого, казалось, кто-то прячется. Кабинет завхоза кое-как вмещал стол, стул и стеллажи со скоросшивателями. Толстяк с кряхтением дотянулся до нужной папки.

– Вот он.

Он открепил файл, датированный январем 2011 года.

ЖАЛОБА ТАКАКО КАНЕСИРО

О ВЗЛОМЕ ШКАФЧИКА

Ивата записал дату.

– Полицию вызывали?

– Нет. Решили уладить все на месте.

– Вора нашли?

– Уволили молодую иранку, которая проработала здесь недолго.

– Она созналась в краже?

Завхоз нервно хохотнул:

– Видите ли, процедура была скорее… неформальной.

– А работу она потеряла тоже неформально?

– Несколько ее сослуживиц дали показания о ее ненадежности. Сама женщина не стала возражать.

Ивата кивнул:

– Иранская иммигрантка вряд ли отважилась бы. Менеджер побледнел как полотно:

– Инспектор, я вас уверяю…

Ивата только отмахнулся:

– Как ее зовут?

– Саман Гилани. Правда, я не уверен в произношении.

Ивата провел пальцем по странице, стараясь запомнить иероглифы.

– У вас работают люди с криминальным прошлым?

Толстяк задумался:

– Вполне возможно. Но я имею дело только с неквалифицированным персоналом, как видите. Теперь такие проверки не проводятся. К тому же все они работают у нас внештатно.

– Что ж, ясно. Благодарю за помощь.

Завхоз поклонился и проводил его до двери. Ива-та шел по коридору один. Никакого шуршания он не слышал, зато завывание насосов и свист пара усилились. Дойдя до лестницы, Ивата набрал номер Сакаи.

– Что еще? – рявкнула она.

– Слушай, в гонке новые лошадки. Ты в конторе?

– Да. Давай имена.

– Во-первых, Саман Гилани. Но надежды мало. – Он продиктовал имя по буквам. Сакаи молчала.

Пять – серебро.

– Итак, она иранка. Депортирована около двух недель назад. Сюда приехала в девяностых по соглашению о трудовых мигрантах, обратно не возвращалась. Ребенок от гражданина Японии. Похоже, малыш на попечении государства. Но как она связана с делом?

– Никак. А теперь проверь в общей базе, есть ли среди сотрудников Университета Комадзава люди с судимостью.

Ивата услышал перестук клавиш. Сакаи прищелкнула языком:

– Два попадания. Один был судим за неуплату налогов. С тех пор за ним значатся только штрафы за парковку. И некий Масахару Идзава. Тут целый букет: сексуальные домогательства, подглядывания в женских туалетах, кража нижнего белья. Адрес за последние три года не значится.