Свои отражения в своеобразных зеркалах, представлявших собой вкрапления слюды в горную породу, я изучала долго. Сперва закончился запас мата, потом литературной брани, а под финал даже на многозначительное «ы-ы-ы» сил не осталось.

Тот ушастый в жёлтом оказался не хамом, а, можно сказать, поэтом. Ибо назвать нечто, взиравшее на меня со слюдяных пластин, всего лишь ужасом и страшилищем мог только поэт с возвышенной душой. Если именно это чудище белобрысый увидел свалившимся с неба, то очень странно, что по округе не разнёсся душок от измазанных в отходах пищеварения штанов. Я бы на его месте точно обделалась. Впрочем, может, эльфы, как пресловутые однорогие лошадки из сказок, кушают радугу и гадят исключительно розами? Хорошо бы, если с шипами.

Отражение «порадовало» меня вполне человеческим обликом, если, конечно, как следует приглядеться и не брать в расчёт металлическую чешую разного калибра, вампирьи клычки, прячущиеся за тёмно-серыми губами, превратившиеся в резиновые иголки волосы, зачатки перепонок между пальцами и острые прочные когти под цвет «помады». Одежда также приобрела тональность, идеальную для маскировки на проезжей части, – примостившись на асфальте, я вполне успешно могла бы прикинуться его неотъемлемой частью.

Но самым броским элементом в моём бредовом образе оказались глаза, а вернее, солнцезащитные очки, приросшие при помощи чешуек к лицу. Под ними по-прежнему находились глаза настоящие – я свободно могла их закрывать, моргать, смотреть вправо-влево и вверх-вниз, – но броня из чёрного стекла не снималась никак.

Как я не хлопнулась в обморок, не знаю – наверное, режим «кома» нового уровня потери сознания уже не предполагал. Попытки воздействовать на имидж путём самовнушения результатов не принесли – хотя я уже даже на феечку в розовом платьице с рюшами была согласна. Но коматозному мирку было плевать на все мои старания – «зеркала» всё так же демонстрировали серую чешуйчатую физиономию.

Оставалось лишь смириться и признать, что была Машка Камышева мышь простая, а стала – летучая. И не потому, что с крыльями, а потому как страшню-ю-ючая. Именно так – с подвыванием на букве «ю».

Впрочем, кроме минусов у глючного апгрейда нашлись и плюсы. Стальная шкура (назвать это кожей язык не поворачивался) отличалась завидной прочностью, что наглядно продемонстрировала свеженькая дырка в улыбке гиеномишки – клык он, бедолага, о мою руку сломал. А вот будет знать, как тащить в пасть кого попало!

Износоустойчивость подтверждалась ещё и целостностью лишившейся кроссовки пятки – даже после забега по камням, кустам и прочим буеракам на ней не обнаружилось никаких повреждений. Ночное зрение и невосприимчивость к холоду тоже не могли не радовать. А отсутствие рогов, хвоста и копыт меня почти осчастливило.

Верная подружка гитара также не избежала преображения – её прежде гладкая поверхность, радовавшая глаз ровненьким слоем синего лака, запузырилась, будто на нее кислотой плеснули; колки обзавелись шиповидными наростами. В общем, инструмент отменно соответствовал новому облику владелицы, и им, судя по невредимому после кувырка с обрыва корпусу, теперь можно было гвозди заколачивать. Ну, или пересчитывать чьи-то рёбра.

Как ни странно, на звучании трансформация никак не сказалась. А в качестве дополнительного бонуса струны приобрели свойство светиться всеми цветами радуги при прикосновении – эдакая дискотечная подсветка в стиле деревенского клуба.

Перебирать эту «гирлянду» моим обновленным маникюром было весьма удобно – никакой медиатор не нужен – вот я этим и занималась, после того как забаррикадировала выход из берлоги камнями и проинспектировала содержимое рюкзака. А что ещё оставалось делать, когда есть нечего, спать не на чем, а из развлечений доступны лишь пересчёт слюдяных зеркал на сводах да беготня от одного отражения к другому?

С репертуара Высоцкого я перешла на незабвенный хит «КиШ» про проклятый старый дом, перекроив его до оды тупому ушастому гному. С гномом я, конечно, была несколько не права – гномы ко мне пока не являлись, следовательно, провиниться не успели, – но эльфы никак не желали рифмоваться.

После «КиШ» вспомнился «Сектор газа», и я бы непременно спела, как Иллу стоит на горе и тесно общается с семью товарищами, но усталость взяла своё. Я так и отключилась – сидя на голых камнях в обнимку с гитарой и даже не успев подумать, что заснуть в коме совсем уж абсурдно.

Жених невесте не приснился. Впрочем, дурацкий стишок-то я не произносила. Вместо жениха пригрезился омерзительнейший кошмар. Вооруженная гитарой, я в виде бесплотного призрака летала над крышей недостроя. За моей спиной трепыхались нежно-розовые стрекозиные крылья, розовенькая ночнушка, щедро украшенная кружавчиками, путалась в ногах, а на нос то и дело сползал нимб. Гитара же так и норовила превратиться в изящную золочёную арфу.

Но ужас заключался даже не в этом. Среди стремительно трезвеющих одногруппников с печальными лицами и нескольких суровых полицейских восседала на складном стульчике Илонка Боровицкая в наброшенном на её плечики чьём-то форменном кителе. Или как там у полиции этот самый пиджак с погонами называется? Белобрысая гадюка изредка жалостливо хлюпала носом, промокала беленьким платочком сухие глаза и… нагло трескала мои ириски!