Шрифт:
– Обязательно! – оскалился толстяк. – Такие старые дома требуют немалых расходов на ремонт. А наводнение может случиться этой же зимой. За плотиной надлежащим образом не смотрят. Я-то знаю, сам опасаюсь – у нас там стройка по соседству.
– Да уж знаю.
Женщина выпростала руку из рукава и забарабанила по столу. Тук-тук-тук, стучали фиолетовые ногти. Как будто паук трясет паутину.
– Так вы думаете, наводнение можно… организовать?
Толстяк задумчиво почесал короткую шею.
– Аварии случаются… Прорыв плотины, возможно… Или в это время года, при высокой воде, если что-нибудь упадет на плотину и перекроет сток… могут случиться большие неприятности.
Повисла тяжелая пауза.
– А такое может случиться? – она не моргая смотрела на него.
Застройщик фыркнул.
– Я должна его заполучить, – в ее голосе прозвучали хищные нотки.
Толстяк коротко кивнул.
– Понятно.
Женщина откинулась назад.
– Если повезет, ничего этого не понадобится, – пробормотала она. – У меня для нее заманчивое предложение.
Она протянула собеседнику папку.
– Зря мы беспокоимся. В ее возрасте продать музей – большое облегчение. На то, что мы предлагаем, она безбедно проживет остаток дней.
– Кто может вам сопротивляться? – толстяк разинул пасть в акульей улыбке. – Кто, кроме вас, способен очаровать старуху?
– Вы так уверены? – женщина визгливо засмеялась.
– Мы с вами в одной лодке. У меня есть друзья, которые протолкнут это в городской план, как только она подпишет.
– Охотно верю.
Он взглянул на свои большие безвкусные часы.
– У нас есть двадцать пять минут. Давайте еще по чашечке, а я пока прогляжу поправки… вы не съели коврижку… может быть, я…
– Пожалуйста, – она подтолкнула к нему тарелку.
У Бена колотилось сердце. Эти люди собираются затопить музей – нарочно!
Надо кому-нибудь сказать.
Но кому?
Полиции?
А они поверят?
Поверят ребенку, а не этой бежевой даме, похожей на насекомое? Конечно же нет. Скажут, он не так понял. И вообще, подслушивать взрослых нехорошо.
И мама скажет то же самое.
Остается одно. Надо предупредить саму старушку.
Подошла официантка. За ее широкой спиной Бен проскользнул к выходу, надеясь, что его не заметят. Насекомовидная женщина внимательно посмотрела ему вслед.
– Всего лишь мальчишка, – услышал он голос толстяка.
Глава 5. Стрелки и перья
Бен ринулся к крыльцу и забарабанил в тяжелые деревянные двери. Он оглянулся через плечо, почти уверенный, что насекомовидная женщина наблюдает за ним через окно.
Нет, она не смотрит в его сторону.
Но и на стук никто не ответил.
Он застучал еще настойчивее.
Двери по-прежнему оставались неподвижными, закрытыми, неприступными. Бен заметил, что с притолоки фестонами свисает паутина, как будто двери давным-давно не открывали. А что, если паутину сплели гигантские тропические пауки? Бен не любил насекомых. Особенно с жалом. А тут как раз появилась одна из этих пчел, хотя какие могут быть в феврале пчелы? Пчела покружила над Беном и боднула стык между створками дверей. Потом появилась вторая пчела. Потом третья.
Это уже слишком! Бен обернулся и увидел на крыльце целый рой пчел, танцующих под дождем. Первые пчелы присоединились к ним. Все они были какими-то слишком большими и темными. Они загородили мальчику путь к отступлению – ну, или ему так показалось. Бен в панике отступал, пока не уперся спиной в двери. Дальше идти было некуда, и он в отчаянии воззвал к дому:
– Пожалуйста, пустите!
Не то чтобы он верил, что двери откроются. Вдруг створки распахнулись. Он так сильно прижимался к дверям, что влетел внутрь и чуть не упал.
Но удержался.
Двери за его спиной с шумом захлопнулись.
БУМ!
Мир остался позади.
Он стоял в темном вестибюле. Вокруг тикали и скрипели разнообразнейшие часы – всех форм и размеров.
Кто его впустил?
Никого не было видно, но шею сзади слегка покалывало, словно под чьим-то пристальным взглядом. Бен краем глаза заметил какое-то маленькое существо, возможно, зеленое – вот если бы тут было побольше света, чтобы рассмотреть получше. Оно съехало вниз по двери и сбежало по плиточному полу. Бен постепенно привыкал к темноте. Он почувствовал, что со стен на него смотрят не только циферблаты часов. На него уставилось множество глаз.