– Гвен, возможно, эта вещь не была похожа на пистолет. Замаскированное оружие наемного убийцы для стрельбы иглами с близкого расстояния может выглядеть как угодно, лишь бы одна из его сторон имела в длину сантиметров пятнадцать. Дамская сумочка, фотоаппарат, театральный бинокль – бесконечный список совершенно невинных предметов. От этого нет толку: я сидел спиной, а ты не видела ничего необычного. Игла, вероятно, прилетела из-за твоей спины. Поэтому забудь. Попробуем лучше выяснить, кем был убитый или за кого он себя выдавал.

Я извлек содержимое всех отделений бумажника, включая плохо спрятанное «секретное», где лежали выпущенные цюрихским банком золотые сертификаты стоимостью примерно семнадцать тысяч крон – судя по всему, они предназначались на случай поспешного бегства.

В бумажнике лежало также удостоверение личности, выдаваемое «Золотым правилом» каждому прибывающему на центральный модуль станции. Оно говорит лишь о том, что его владелец обладает лицом, назвался неким именем и заявил о своем гражданстве, возрасте, месте рождения и так далее, а также оставил в залог Компании обратный билет или эквивалентную сумму наличными и оплатил потребление воздуха за девяносто дней. По большому счету Компанию интересуют только последние два пункта.

Не знаю наверняка, вышвырнет ли Компания в космос того, кто по недосмотру оказался без обратного билета и денег на оплату воздуха. Возможно, ему позволят отдать себя в кабалу, но я бы на это не рассчитывал. Лично я не стал бы рисковать, зная, что в случае чего придется глотать вакуум.

Удостоверение выдали на имя Энрико Шульца, тридцати двух лет, гражданина Белиза, родившегося в Сьюдад-Кастро, бухгалтера по профессии. На фото был тот самый бедолага, который погиб из-за того, что решил встретиться со мной в слишком людном месте. Я в очередной раз удивился тому, что он мне не позвонил и не договорился о встрече с глазу на глаз. В справочник я занесен как «доктор Эймс», и если бы он сказал «Уокер Эванс», его выслушали бы внимательно.

Я показал удостоверение Гвен.

– Это и есть наш приятель?

– Кажется, да. Хотя не уверена.

– Зато я уверен, так как несколько минут общался с ним лицом к лицу.

Самым странным в бумажнике Шульца оказалось то, чего там не было. Кроме швейцарских золотых сертификатов, в нем лежали восемьсот тридцать одна крона наличными и удостоверение, то самое.

И больше ничего.

Ни кредитных карт, ни лицензии пилота, ни страховых полисов, ни карточек профсоюза или гильдии, ни других удостоверений личности, ни клубных карт – вообще ничего. Мужские бумажники подобны дамским сумочкам: в них собирается всевозможный хлам – фотографии, вырезки, списки покупок и так до бесконечности. Поэтому их приходится периодически чистить. Но десяток мелочей, без которых современный мужчина не в состоянии обойтись, остается на месте после любой чистки. А у моего приятеля Шульца ничего такого не оказалось.

Вывод: он не горел желанием афишировать свою реальную личность. Следствие: где-то на станции «Золотое правило» имелся тайник с его личными документами – еще одним удостоверением на другое имя, паспортом, почти наверняка выданным не властями Белиза, и прочим, что позволило бы узнать о его прошлом, его мотивах и, возможно, о том, откуда ему было известно имя Уокера Эванса.

Можно ли их отыскать?

Мои мысли занимал еще один вопрос, связанный с золотыми сертификатами на семнадцать тысяч. Вдруг Шульц рассчитывал посредством такой мизерной суммы нанять меня для убийства Толливера? Если так, мне следовало бы обидеться. Лучше думать, что он надеялся убедить меня совершить убийство для блага общества.

– Хочешь со мной развестись? – спросила Гвен.

– Гм?

– Ведь я сама тебя к этому подтолкнула. У меня были благие намерения, честно! А оказалось, что я поступила глупо.

– Ох, Гвен, ты хочешь, чтобы я женился и развелся в тот же самый день? Да никогда в жизни. Если действительно хочешь от меня избавиться, потерпи до завтра. Хотя, если честно, стоило бы устроить мне испытательный срок на месяц или как минимум на полмесяца. И позволить мне устроить такой же срок тебе. Пока что ты прекрасно справляешься со своими обязанностями, как в горизонтальном, так и в вертикальном положении. Если меня что-то не устроит, я скажу. Согласна?

– Вполне. Хотя я могла бы побить тебя насмерть твоей собственной софистикой.

– Избиение мужа до смерти – привилегия каждой замужней женщины… если это происходит не на виду у всех. Сбавь обороты, дорогая, у меня и без того хватает проблем. Можешь придумать хоть одну причину, по которой следует убить Толливера?

– Рона Толливера? Нет. Хотя не могу придумать причины, по которой он должен остаться в живых. Грубиян и невежа.

– Кто бы спорил. Не будь он одним из партнеров Компании, ему давно велели бы забрать свой обратный билет и проваливать. Но я не говорил «Рон Толливер», я сказал просто «Толливер».

– Их что, много таких? Надеюсь, что нет.

– Посмотрим. – Я подошел к терминалу, вызвал справочник и пролистал до буквы «Т». – Ронсон Х. Толливер, Ронсон К. – это его сын, – а вот и жена, Стелла М. Толливер. Ха! Тут еще говорится: «См. также „Тальяферро“».

– Это изначальное написание, – сказала Гвен. – Но произносится все равно «Толливер».

– Уверена?

– Вполне. По крайней мере, к югу от линии Мэйсона-Диксона [6] на шарике. Считается, что «Толливер» пишет только белое быдло, не знающее орфографии, а те, кто пишет по-старому и потом выговаривает все буквы, – из новоприбывших янки, носивших раньше фамилию Липшиц или вроде того. Настоящие же плантаторы-аристократы, которые хлестали негров и трахали их девок, писали по-старому, а произносили по-новому.