Елена Гремина (1956–2018) и Михаил Угаров (1956–2018) – выдающиеся деятели российского театра, идеологи движения «Новая драма», создатели и руководители первого в России негосударственного и полностью независимого театра документальной пьесы «Театр. doc», большая часть спектаклей которого создается в жанре «документального театра». Спектакли, основанные на реальных биографиях, монологах и диалогах обычных людей, невымышленных текстах и событиях, неоднократно участвовали в престижных международных фестивалях, получали профессиональные премии. Во втором томе представлена драматургия Михаила Угарова. В книгу вошли пьесы разных лет («Голуби», «Зеленые щеки апреля», «Облом-оff» и др.), а также пьесы для «Театра. doc», написанные им самостоятельно и совместно с Еленой Греминой («24+», «Двое в твоем доме», «1.18» и др.).
Пьесы и тексты Михаила Угарова
Голуби
ВАРЛААМ, 24 лет,
монахи-книгописцы.
ФЕДОР, 19 лет,
ГРИША, крылошанин, 17 лет.
ВАРЛААМ (вздыхая). Какой лист испортил!..
ГРИША. Что? Что ты говоришь?
ВАРЛААМ. Говорю – лист испортил. Ишь – перо поехало.
ГРИША. Где? Где?
ВАРЛААМ. Да вот же. (Тычет пальцем в исписанный лист.)
ГРИША. Дай посмотреть. (Вскакивает, подходит к Варлааму и смотрит. Наклоняется к листу и мелко, часто-часто целует страницу.) Голубь, голубь!
ВАРЛААМ (колотит его по голове). Иди отсюда!
ГРИША (снова садясь на пол). Голубь, голубь… (Залезает на кровать к Федору и дует ему в лицо.)
ВАРЛААМ. Отстань! Слышишь, не трогай его.
ГРИША (печально). Нет. Не вернулся еще, голубь.
ВАРЛААМ. Не вороши! Потревожишь раньше времени – хуже будет.
ГРИША. Да разве ж я… Господи! Ни за что, ни за что.
ВАРЛААМ. Вишь ведь – рука еще с того листа не твердо шла. Как в волнении писал.
ГРИША. А вот-то, вот-то, смотри. Вишь как дернулся… Испугал его кто?
ВАРЛААМ. Кто испугал?
ГРИША. Ну, бывает. Иной раз испугаешься – так рука сама будто и прыгнет.
ВАРЛААМ. Так и есть – испугал кто. (Грише.) Не входил?
ГРИША. Ей-богу. Когда он переписывает, я не хожу. Рассердится. Ничем не задобрить. (Снова мелко целует лист.) Голубь, голубь… (Забирается на кровать, долго и пристально смотрит в лицо Федору.)
ВАРЛААМ. Кому сказано?
ГРИША. Я тихо. Ты сам кричишь. Потревожишь. Надо ласково. Из падучей лаской выводят. А если кто заругается – он снова туда уйдет. Ему там лучше покажется. Лаской и тихим голосом: здесь, мол, лучше – там хуже…
ВАРЛААМ. А ты почем знаешь – где лучше?
ГРИША (привстав, изумленно). Что ты, Варя, Бог с тобой – где лучше?!
ВАРЛААМ. Еще Варей назовешь – прибью. Вчера – прибил?
ГРИША. Прибил.
ВАРЛААМ. Больно?
ГРИША. Больно.
ВАРЛААМ. Еще Варей назовешь, прибью.
ГРИША. Хорошо, Варя.
ВАРЛААМ (шипит). Ну, хоронись!
ГРИША. Потревожишь!
ВАРЛААМ. Нет, я тихо.
ГРИША. А я закричу громко.
ВАРЛААМ. Молчи от греха!
С чего ты взял, что там хуже, а здесь лучше?
ГРИША. Как – с чего? В падучей-то – лучше? Вишь ведь как он выгибается каждый раз, как будто кто мучает его… Так и тыркают его там в бока да в спину – а нам не видно. Кровь ртом шла в прошлый раз…
ВАРЛААМ. Язык прикусил. Вот и шла.
ГРИША (привстав). Бог с тобою, Варлаам, зачем ты так говоришь? Я давно за тобой смотрю и жалости в тебе не вижу.
ВАРЛААМ. Вот муха раззуделась.
ГРИША. А жалости в тебе нет.
ВАРЛААМ. В тебе зато есть.
ГРИША. Во мне зато есть. (Ложится.)
ВАРЛААМ (читает). «Господи, помоги рабу твоему Федору, сыну Богданову. Рука ему крепка. Око ему светло. Ум ему острочен. Писать ему золотом…» Глупости!.. Кому все дано, тот еще просит…
ГРИША (приподнимаясь). А знаешь, ты худого не говори. Он все слышит.