– Тысяча долларов. – Ольга сказала правду. Не зная, сколько они с Антоном пробудут в Турции, сколько стоят занятия дайвингом, массажи и прочее, будет ли Антон оплачивать их расходы, она взяла почти третью часть всех своих сбережений, надеясь на то, что все деньги привезёт с собою назад.

– Вот сволочь! – выругался Заур.

– Кто? – не понимая, о ком речь, спросила Ольга.

– Да подонки эти, туристы. Я попросил ребят – туристов из Питера – завезти твой чемодан сюда. Даже оплатил им это. А им, видно, мало показалось, решили ещё в вещах порыться. А больше ничего не пропало?

– Нет… Кажется, нет. Я ещё плохо посмотрела вещи.

Ольга уронила взгляд на свой чемодан, стоящий у кровати. Заур тоже посмотрел на него.

– Вещи разбери! – скомандовал он. – Вон же тумбочка, шкаф. Лучше запри, а то всякие тут будут, ещё что-нибудь сопрут, а то и весь чемодан разом уволокут. Останешься в одной ночнушке. В чём я тебя в Москву-то буду отправлять?

Сказав это, Заур развернулся и вышел. Ольга кинулась следом, дверь уже оказалась запертой. Ольга стала колотить по ней, кричать, но это оказалось бесполезной затеей. Кинулась к чемодану, проверила: паспорта в нём не было. «Значит, «князь» забрал. У рабов всегда отнимают документы. Я как в клетке», – подумала Ольга, помня, что окно комнаты, где она заперта, наглухо зарешечено.

Вспомнилась птичка в клетке у Анны Матвеевны – бывшей соседки по коммунальной квартире. Птичка эта прожила недолго. Ольга помнит день, когда, вернувшись из садика, она увидела в прихожей коробку из-под обуви. Не раздумывая, Ольга открыла коробку и увидела в ней мёртвую птичку. Застывшая птичка с полузакрытыми глазками лежала на боку, вытянув коричневые лапки.

– Птичка! – воскликнула Ольга, не понимая, что птичка не жива. – Она что делает? Спит?

Мать грубо выдернула из рук дочери крышку от коробки, с раздражением кинула её на коробку с птичкой, так же грубо схватила девочку за руку и втолкнула её, не переобутую, в комнату. Девочка слышала из-за двери крик матери, отчитывающей Анну Матвеевну за то, что та «под нос ребёнку подкидывает дохлятину», и еле слышимые, а оттого неразборчивые ответы Анны Матвеевны. Ольга поняла, что что-то тут неправильно. Она долго думала о птичке и только под вечер отважилась спросить мать:

– Мама, а птичка у тёти Ани больше не поёт? Она теперь будет спать в коробочке?

– Сдохла она! – грубо ответила мать, не отрываясь от телевизора.

– Как сдохла? – не поняла девочка.

Вмешался дядя Валера – тогдашний сожитель матери Ольги:

– Мама хотела сказать, что птичка умерла.

– Как умерла? – опять не поняла Ольга.

Дядя Валера собирался ответить, но мать опередила его:

– Что, сумничал, да? – теперь уже оторвавшись от телевизора, зло глядя на сожителя, почти выкрикнула она. – Ну, объясни пятилетнему ребёнку про смерть. Ты-то о ней лучше всех знаешь.

Мужчина понял, что последними словами сожительница намекала на смерть его жены и сына, погибших год назад при возвращении из гостей от бабушки. В вагоне поезда, где ехали женщина с ребёнком, ночью загорелась обшивка, причём не сразу пламенем, а начала гореть где-то изнутри, выделяя едкий дым. Жена и сын Валерия ближе всех находились к очагу возгорания, им спастись не удалось, оба задохнулись.

Валерий сморщил лицо, зажмурил глаза, опустил голову и застыл. Постоял так три секунды. Потом подошёл ближе к дивану, на котором сидела Ольга со своей любимой куклой, опустился на пол рядом с диваном и попытался объяснить девочке, что значит «птичка умерла». Немного ему это удалось, но понять совсем, что же с птичкой случилось, Ольга тогда так и не сумела. Она поняла из объяснений дяди Валеры, что птички не будет, петь она не будет, тётя Аня не будет ей больше покупать корм. Кто будет жить в клетке птички, он не знает. Птичку тётя Аня закопала. Ольга помнит, как мать раздражённо прервала их разговор:

– Ага, ты ещё на кладбище её своди к своим! Чего ты ей всё о птице-то дохлой, поговорить тебе, что ли, не о чем? Поди лучше ужин разогрей.

«Какая же мать дура, – подумала Ольга, – такого мужика потеряла (о бывшем сожителе матери – дяде Валере). Игрушки мне дарил, пальто купил красное, не пил, не курил вроде даже». Ольга попыталась вспомнить дядю Валеру с куревом – не вспомнила. Следом в воспоминаниях всплыл следующий сожитель матери, закоптивший, по словам соседки тёти Ани, всю квартиру. Это был неряшливый Фёдор – грузчик ближайшего продуктового магазина, который с матерью тоже прожил недолго. После Фёдора мать ни с кем уже не сближалась, жила одна и постоянно злобу свою вымещала на соседке – Анне Матвеевне. Вспомнив постоянные придирки матери к Анне Матвеевне, Ольга ещё раз подумала о матери: «Какая же дура, в людях не разбирается».