В конце концов я овладел собой и удалился из салона, как только завершился обед. Проходя мимо маленького столика у двери, где сидели четверо пассажиров, я с отвращением заметил, что Герников каким–то образом сумел занять место напротив моей баронессы и даже ухватил за руку Китти! Совершенно растерявшись, я вышел на палубу, где долго стоял под дождем на холодном ветру.

Леда почти тотчас же присоединилась ко мне. Я ничего не сказал о Герникове, поскольку знал, что она мне ответит.

— Что–то не так? — спросила она и повела меня в темноту, подальше от корабельных фонарей.

Мы наконец остановились в тени юта. Я слышал, как в воде рокочет винт. Я слышал, как ходят поршни в машине. Я изучил корабельный механизм почти так же хорошо, как мистер Томпсон. Я очнулся и нежно поцеловал баронессу в щеку.

— Эти англичане хотят добра, — сказал я, — но иногда они воскрешают воспоминания, которые лучше всего стереть.

Она поняла. Она погладила меня по лицу мягкой, нежной рукой.

— Именно поэтому мы учимся никогда не задавать вопросов, — произнесла она. — И ждем, пока нам не расскажут.

Я смотрел на нее немного настороженно, думая о том, нет ли в ее словах какого–то скрытого смысла. Но Леда, казалось, говорила искренне. Она не обладала такими способностями, как миссис Корнелиус, и не помогала мне расслабиться, но все же теперь успокаивала меня. Я вздохнул и по такому случаю вытащил одну из своих последних сигарет. Воспользовавшись медной «вечной спичкой» — кто–то отдал мне ее, расплачиваясь за паспорт, — я осторожно раскурил сигарету. Леда прижалась ко мне, прежде всего для того, чтобы укрыться от холодного ветра, который теперь дул с северо–востока.

— Как трудно представить будущее, — сказала она.

— Ты говоришь о своей личной жизни?

Она улыбнулась:

— У тебя, конечно, есть прекрасное представление о будущем, даже если твоя мечта никогда не осуществится. Это должно придать твоей жизни импульс — мне такого не хватает. Все, что у меня есть, — это Китти. Она — единственная причина для возвращения в Берлин, где я могу найти какое–то убежище и приличную школу. И все–таки я завишу от доброты дальних родственников. Моя судьба в их руках.

— Со мной когда–то было то же самое. — Я глубоко вдохнул сигаретный дым. Табак был слишком сухим, и я боялся, что он может высыпаться из бумажной трубочки. — Так ужасно — снова стать ребенком. И все опять же ради ребенка. А для тебя там найдется какая–нибудь работа?

Леда протянула руку к моей сигарете. Она сделала несколько затяжек, потом вернула сигарету.

— Я училась быть женой выдающегося промышленника. Ничего другого. Таких, как я, мой дорогой, сейчас слишком много. В мире нас тысячи, а выдающихся промышленников — горстка! Некоторые из нас пытаются заняться воровством, обирая других, тех, кто отыскал своих промышленников, другие блуждают в каком–то тумане. Я даже слышала, что кто–то завязал тесные отношения с абсолютно неподходящими молодыми людьми.

Конечно, она шутила, но я снова забеспокоился. Неужели она предполагала, что я смогу жениться на ней и стать для нее подходящим мужем?

— Ты умна и привлекательна, — сказал я. — У тебя есть небольшой капитал в Германии, верно? Ты должна подумать о том, чтобы войти в какое–то дело. Стань сама выдающейся промышленницей! Поезжай в Париж. Все лучшие русские сейчас в Париже. Открой модный магазин. Или агентство секретарей. — Здесь мое воображение иссякло.

— Я бы лучше, — улыбнулась Леда, — стала международной авантюристкой и соблазняла бы королей и императоров.

— Но сейчас век республик и демократий. Гораздо труднее соблазнить и погубить комитет.

Она рассмеялась над этим:

— Максим Артурович, сегодня вечером вы недостаточно романтичны. Это я должна быть реалисткой, а ты — мечтателем. Неужели ты лишишь меня последнего развлечения?

Я выбросил из головы прежние подозрения.

— Ну хорошо, я продолжу мечтать для тебя. И ты можешь и дальше сомневаться. Но уверяю тебя: будущее, которое я наметил, почти реально. Дело ученого — знать, как все устроено, знать все движущие принципы…

Мы расстались у дверей ее каюты.

— До завтра, — сказала она, а затем: — Я надеюсь, мы сможем остаться вместе в Константинополе, по крайней мере на некоторое время.

— Надеюсь, что так.

Она поспешно добавила:

— В Батуме безопасно. Почему мы не можем сойти на берег там?

Я согласился обдумать эту идею, которая мне совершенно не нравилась. Я, конечно, был бы рад прервать путешествие, но по–прежнему опасался нашего дальнейшего сближения, особенно на такой ранней стадии. Я вернулся в свою каюту. Как обычно, когда миссис Корнелиус не было, я удовлетворил свои желания, приняв большую порцию кокаина. В конце концов, судя по всему, Константинополь стал столицей наркотического мира, и мне уж точно не угрожала опасность остаться без этого средства моральной поддержки. Я никогда в жизни не испытывал зависимости. Я курю, пью и принимаю кокаин по собственной воле, эти занятия доставляют мне удовольствие. Слабое ощущение, возникающее при отсутствии сигарет или «снежка», едва заметно, когда я работаю. В любом случае я бы не стал покупать то, что сегодняшние волосатые детишки называют «кокаином». Это всего лишь смесь каких–то хозяйственных средств с толикой хинина или прокаина, от которого лишь немеют губы, и добавкой амфетамина для имитации эффекта эйфории. С тем же успехом можно смешать имбирное пиво с жидкостью для мытья посуды и назвать это шампанским!