— Х’рошо, — ответила она, не в силах усидеть на месте, — в первую оч’редь нам понадобится приличная машина! Не ’олнуйся, Иван. Ты об этом не пожалешь, клянусь.

Назавтра доставили мои новые документы, более солидные и убедительные, чем все предыдущие. По–прежнему опасаясь возвращения Бродманна, я поспешил в расположенное на Ноб–Хилл отделение Калифорнийского банка. Там я предъявил чек на семьсот пятьдесят долларов, выписанный на имя Мэтта Палленберга, и подписался как Макс Питерсон. По крайней мере, никто не мог предположить, что это один и тот же человек. При обмене чека на наличные мне сразу стало ясно, как делаются дела в Сан–Франциско. Надо признаться, я немного вспотел, когда клерк, узнав, что я послал чек из Милуоки (чтобы запутать следы), со значительным видом попросил совета у кого–то невидимого, сверился с какими–то бумагами, серьезно пошептался с несколькими коллегами, а потом вернулся, осмотрел мои документы (там даже был указан адрес в Олбани), счел их удовлетворительными и наконец решительно поинтересовался, в каких купюрах я хочу получить деньги, — как будто чек ему вручили лишь пару секунд назад. Я попросил пятьсот долларов крупными купюрами. Их я немедленно отдал миссис Корнелиус для нашей театральной компании. Остальные деньги я взял пятерками и десятками — на случай различных чрезвычайных ситуаций, включая покупку высококачественного кокаина в китайском квартале. С деньгами я снова стал настоящим человеком; я почувствовал, что управляю собственной судьбой. Я теперь был не иностранцем сомнительного происхождения, а скандинавом, потомком викингов (как и все представители старинных семейств Киева), тех выносливых, предприимчивых людей, которые открыли Америку задолго до испанского еврея Колумба, вырезали свои руны на источенных морем утесах Лонг–Айленда и Нантакета, посвятив эти земли великим решительным богам — Одину, Фрейе и Тору. Именно они, живые, разумные боги, имели куда больше прав на эту энергичную страну, нежели мрачный Иегова бледных ограниченных пуритан.

Я расстался с ку–клукс–кланом. Эти дураки упустили свой шанс, потеряли лучших друзей и из–за мелких внутренних дрязг не смогли одержать победу. Они погибли после множества глупостей и ссор — вполне логичный финал. Индиана могла бы стать первым подлинным штатом клана, но еще один скандал положил конец и этой мечте [264] . Полковник Симмонс, Эдди Кларк, даже майор Синклер и я — все стали мучениками, погубленными недалекими осторожными людьми или ненадежными друзьями вроде миссис Моган. Мои дары, которыми так цинично злоупотребили политики и стяжатели, погубившие идеалистов, подобных Роффи и Гилпину, еще могли превратить Америку в мирового лидера технического прогресса. Если бы им в будущем понадобились мои услуги — следовало поклониться мне в ноги и попросить о помощи. Я решил отказаться от искушений их мира и посвятить себя сцене и частным научным исследованиям. Я не позволю им преследовать меня. Я сам решу, когда покинуть Америку, когда раскрыть мою истинную личность. Как они удивятся! Как я посмеюсь над ними, когда мой поразительный паровой дирижабль, моя собственная усовершенствованная модель «Авитора Гермеса–младшего», который вылетел из Сан–Франциско в 1869 году [265] , проплывет в небесах над Золотыми Воротами, обгоняя огромные локомотивы «Саутерн пасифик». А потом, когда тысячефутовый огненный крест вспыхнет на горе Шаста, это станет сигналом: ку–клукс–клан очистился и вновь готов выступить в священный поход, дабы освободить Америку от завистливых цепей Востока! И тогда я окажусь во главе колонны!

Мы помчимся в машинах из золота, дерева и ослепительного серебра, и наши враги изведают беспомощность абсолютного ужаса. Мы отомстим, но наша месть будет благородной. Проснись, Америка! Твои небеса заполняет армия мстителей, и выживут только верные! Первая фаза моего Kampfzeit [266] подошла к концу. Скоро начнется вторая. А пока, став обычным странствующим актером, я смешаюсь с простыми людьми, обрету новые силы в самых корнях Америки. Я взлетел слишком высоко и слишком быстро, но в том нет моей вины. Теперь мне нужно восстановить силы, встать на твердую землю и начать все сначала. Америка, ты не услышишь моего плача! Twoje dzielo. Наша маленькая труппа вырастет, но не слишком, а я сохраню верность своим идеалам. На некоторое время, однако, их следует приспособить к требованиям музыкальной комедии. Erst waren es Sieben. Sie k"ampften und blutetan f"ur Amerikas Freiheit [267] .

Миссис Корнелиус за бесценок купила старый «кадиллак», бывшую машину скорой помощи. Ее немного переоборудовали и написали с обеих сторон название нашей труппы — и автомобиль оказался просто идеальным. Миссис Корнелиус и две девушки — вот и все, что осталось от первоначального состава, но моя подруга была уверена, что нам следовало увеличить численность до семи актеров, наняв новых участников во время путешествия. Девушки закупили материал и изготовили новые костюмы, некоторые из них выполнялись по эскизам, которые я набросал для миссис Корнелиус в качестве своего первого вклада в театральный проект. В ближайшее время мы готовились двинуться на север вдоль Тихоокеанского побережья. Я, конечно, волновался; нервничал я больше обычного, потому что сомневался в своих способностях актера–менеджера. Миссис Корнелиус постоянно уверяла меня, что это просто пара пустяков, гораздо проще, чем кажется. Тем не менее я дважды едва не отказался от первоначального плана и уже почти решился сесть на первый же катер до Таити.

В конце концов я собрался с силами. Я написал Эсме, Коле и еще Сантуччи, которого поблагодарил за помощь. Я сообщил, что со мной можно связаться через ресторан «Венеция» на Тэйлор–стрит. Я оставил политику, потому что столкнулся с коррупцией и не смог преодолеть отвращение. Теперь я хотел вернуться к научной карьере.

Решение не стоило откладывать. Выходя из гостиницы на встречу с миссис Корнелиус, которая уже уложила мои вещи в багажник фургона, я увидел Бродманна, или, точнее, его кожаное пальто. Мой враг скрылся из вида, свернув за угол возле пекарни. Я побежал за ним, но он успел уйти довольно далеко. Я никак не мог понять, почему он так старается избежать встречи и узнавания. Нельзя было угадать, в какую сложную игру он играл со своими союзниками и противниками. Вместо того чтобы отправиться прямо к месту назначенной встречи, я двинулся в обход, пробираясь по переулкам и запутывая следы; в итоге я дошел до небольшой аптеки на Дюпон–стрит несколько позже, чем планировалось. Все остальные уже сидели в фургоне. Две девушки устроились позади, а миссис Корнелиус, которая немного выпила, ждала на переднем сиденье. Мотор уже завели, и мы, по ее словам, «могли катиться». Облегченно вздохнув, я опустил рычаг тормоза и нажал на педаль. Машина поехала по Маркет–стрит. Двигатель у фургона был превосходный, учитывая его возраст, но «кадиллак» оказался несколько перегружен. Миссис Корнелиус развеселилась, как в прежние времена; мы с девушками подпевали, когда она исполняла свои любимые песни.

К тому времени, когда машина двинулась в сторону Салинаса, мы спели уже большую часть репертуара миссис Корнелиус, и я научил ее «Старой, луне Кентукки», которую в свою очередь узнал всего месяц назад от двуличной миссис Моган. Иногда я оглядывался назад, чтобы удостовериться, не преследует ли нас человек, похожий на Бродманна. Я был по–детски счастлив, снова оказавшись рядом с моей дорогой подругой. Es dir oys s’harts! [268] Я мог выбросить прошлое из головы и сосредоточиться на будущем. Я нежно поцеловал миссис Корнелиус в щеку.

Она захихикала:

— Так и бу’ет, Иван. Мы на пути к славе, парень!

Мгновение спустя, удивленно вздохнув, она потрепала меня по колену.

Я не могу вернуться в Одессу. И даже если смогу — что я там найду? Оживший труп? Дурную копию? От моих городов ничего не осталось. Все, что осталось, — это будущее, но теперь недоступно и оно, ибо Карфаген уничтожил все, на чем оно основывалось. Настоящее омерзительно. Неужели они ожидают, что я смогу с этим что–то поделать? Эти пропавшие города, эти погубленные чудеса! Я обещал спасение. Они отвергли его. Разве еврей в Аркадии не предал меня? Я любил его. Кусок металла вложили в мое тело, когда я лежал, беспомощный, в их синагоге. Я знаю, кто еврей, а кто нет. Я знаю путь к безопасному, упорядоченному миру. Я знаю, где правда, а где вымысел. Не ограничившись победой в реальном мире, Карфаген объявил войну моим мечтам.

Карфаген выступил против Византии. Я сражался. Я отбросил врага. Мои мечты снова ожили. Черные руки больше не цеплялись за мои якоря. Черные глаза больше не следили за мной. С чего мне чувствовать себя виноватым? Я всего добился сам. Я — очень опытный инженер.

В том году, и в следующем тоже, мачты Карфагена не показывались на горизонте. Откуда мне было знать, что Карфаген по–прежнему преследовал нас? Я путешествовал в мире иллюзий. И не могу сказать, что сожалею об этом. Нет, я хотел бы увидеть, как моя фантазия возродится. Реальность сама по себе ничего не стоит. Но я не знал этого. Те нацисты были варварами. Как и большевики, они стали верными новобранцами в пехоте Карфагена. Они назвали Гитлера своим новым Александром. Какие города они оставили за собой? Какие памятники?