…Российский министр обороны Родионов однажды в минуты откровения сказал мне: «У меня теплеет сердце при слове „Грузия“. Служба в Грузии — лучшие годы всей моей жизни…»

Где бы ни служил генерал Родионов после Грузии, на его рабочем столе лежал бронзовый лев. Когда-то Игорь Николаевич нашел его на тбилисской окраине…

Прошлым летом на берегу Черного моря грузинский пацан крикнул мне вслед:

— Клеб мутели мугидхан мичури!

Услышав это не по-грузински злое, но по-грузински сочное ругательство, я подумал почему-то: «Лучше бы ты в меня, пацан, выстрелил…»

…Весь 1995 год наши генштабовские направленцы по Грузии прожили в тревожном ожидании силовых акций со стороны Тбилиси против Абхазии. Заявления Шеварднадзе о необходимости «восстановления конституционного порядка» с каждым разом становились все жестче. Грузинские власти уже не стеснялись откровенно намекать нашим политикам и высшим военачальникам, что «надо бы полностью отдать долги».

Эти «долги» Москва начала отдавать еще с декабря 1994 года. Наши разведчики, работающие на Кавказе, по возвращении в Генштаб в течение всего 1995 года рассказывали, что Абхазия подвергается жестокой блокаде со стороны России: регулярно отключается электроэнергия, закрыт Сухумский аэропорт, ограничена доставка топлива, продуктов питания и медикаментов. Протокол о возобновлении железнодорожного движения на территории республики, подписанный абхазской и российской сторонами 20 октября 1995 года, не выполнялся из-за противодействия Грузии.

Явно антиабхазскую позицию к концу 1995 года стал занимать наш МИД: не без его ведома был запрещен выход в море из порта Сухуми абхазских судов, а с 5 января 1996 года порт вообще закрыли для входа и выхода всех иностранных кораблей. Наш МИД добился того, чтобы абхазские паспорта не признавались пограничными и таможенными службами России, в связи с чем граждане республики были лишены возможности выехать за границу с территории собственной республики.

Темные тучи, идущие не только со стороны Тбилиси, но и со стороны Москвы, все плотнее сбивались над Сухуми. Шеварднадзе выступил с требованием придать полицейские функции российскому миротворческому контингенту в районе конфликта. Ардзинба тут же обратился в ООН с требованием игнорировать такие призывы. Грузины все сильнее подталкивали наши миротворческие силы в Кодорском ущелье к тому, чтобы они оказывали давление на абхазов.

Командующий миротворческими силами генерал Василий Якушев заявил, что его задача — соблюдение нейтралитета по отношению к конфликтующим сторонам. Тогда член грузинского комитета по правам человека Сандро Кавсадзе прислал к нам в Минобороны письмо на имя Грачева с выражением протеста по поводу позиции Якушева: намечалась еще одна жертва внутригрузинских разборок.

В начале 20-х чисел января 1996 года в Москве состоялось очередное заседание глав государств СНГ. На нем была принята концепция предотвращения конфликтов на территории Содружества. Там же был принят и весьма странный документ, предусматривающий коллективные санкции против Абхазии (его не подписала только Белоруссия, которая категорически отказалась посылать своих солдат в чужие страны для погашения «разборок»).

Таким образом, к негласным экономическим и политическим санкциям Москвы против Абхазии подключалась уже целая компания эсэнгэшников. Это был уже, судя по всему, второй этап тайного грузино-российского плана усмирения Абхазии.

Шеварднадзе не удалось протолкнуть идею придания миротворческим силам в районе конфликта полицейских функций или отмены миротворческого мандата вообще. Мандат нашим миротворцам был продлен до 19 апреля, причем в течение месяца Россия и Грузия должны были согласовать содержание мандата и представить его на утверждение главам стран СНГ.

Я зверел, слыша бесконечные жалобы наших генштабовских офицеров, курировавших миротворцев в зоне грузино-абхазской границы. Они называли себя «заложниками глупости» и говорили, что уже задыхаются под завалами новых проблем. Их работа чем-то напоминала мне солдата, который в одном из генштабовских подъездов в слякотную пору с унылым сознанием полной бесполезности своего труда протирал шваброй гранитный пол — его тут же загаживали сотни ног.

Наверное, все мы чем-то похожи теперь на того солдатика: таскать — не перетаскать.

Я с ужасом думал, какую гигантскую работку своей армии в ближнем зарубежье подкинул Верховный Главнокомандующий. Она очень похожа на попытку загасить пожар чайной ложкой воды.

Но нам приказывали, и мы с энтузиазмом занимались очередной глупостью.

На подготовку нового миротворческого мандата давалось меньше месяца. Проект этого документа должен был рассылаться в столицы республик на рассмотрение. Там, естественно, будут свои поправки, причем, не исключается, кардинально меняющие принципы документа. Все это надо свести «в кучу», выработать оптимальный вариант и снова послать на рассмотрение. Опять замечания. Опять мучительный поиск консенсуса. Естественно, что Абхазия не будет сидеть и ждать решения своей судьбы, которая отдана кому-то «на утверждение». Она будет готовиться к худшему…

Наши генштабовские офицеры, наезжавшие в МИД по служебным делам, вовзращались оттуда хмурые и злые: «Множество умных лиц и ни одной умной мысли».

Становилось ясно, что наш МИД явно химичит, стремясь снять персональную ответственность Москвы за урегулирование грузино-абхазского конфликта и спрятаться за спину «коллективного решения» глав государств СНГ. Такой ход Ардзинба моментально раскусил и прислал в Кремль и МИД соответствующее заявление. Замаячила перспектива еще одного провала российской внешней политики в ближнем зарубежье.