– Ну всё, всё! Мне надо домой… Мама заругает! – шепот Лолы.

– Ну ещё минутку! Я тебя люблю, Лолка! Сильно-сильно!

– Пусти… Ой, ты мне кофточку помял!.. Смотри, звезда полетела! Загадай желание!

– Это спутник! – поправляет её парень.

– Фу ты какой! «Спутник»! Это звезда! Наша с тобой звезда… Ну всё…»

– На самом деле «всё!» Всё, хватит этих лирических соплей! – сурово произнес Асик. – И ты ещё удивляешься, почему режиссер не взял твою пьесу? Он правильно сделал! Первая сцена, а зритель ничего не видит! Только слышит! Это тупость и идиотизм! Театр тебе не радио! Не у всех такая богатая фантазия, чтобы по звукам понять, что происходит сейчас за кулисами. Если бы ты написал, что всё это происходит на сцене, у нас на глазах, зритель бы с интересом смотрел твой «спектакль». Представь, этот парень целовал бы её, прижимался бы к твоей Лоле. А она делала бы вид, что отстраняется, а на самом деле сама приникает к нему. А может быть, он и под платье…

– Замолчи, дурак! Мне хотелось показать целомудренность моей героини! – закричал я.

– По-моему, ты с луны свалился! Отстал ты от реальности! Что сейчас показывают на подмостках всего мира? Клубничку, дешевые пошлости, кривляния. Или кровавые смертоубийства! И именно это очень нравится простому зрителю, который приносит свои денежки в театр. Всё везде одинаково – что на пресловутом Бродвее, что в Париже, что в Москве, что у нас. Ну, конечно, у нас всё скрытнее и завуалированней. Но всё же! Этот режиссер знает свое дело!

– Слушай, Асик, ты ведь мне друг?

– Не знаю. Местами… – Асик засвистел мелодию: «Как много девушек хороших, как много ласковых имен…»

– Но ты должен меня понять, что тогда было другое время, другие отношения!

– Конечно, тогда и урюк был слаще, и снег холоднее! Слышали! И секса тогда не было! – категорически отрезал Асик.

Вспомнил, паразит, как одна задубевшая от неловкости девушка на телемосте «СССР – Америка» ляпнула на весь мир: «В СССР нет секса!» И лукавый Познер раздул (как он это хорошо умеет) эту нечаянно брошенную фразу. И началось, и закрутилось! «У нас нет секса! Все слышали? Нет, и всё тут! А во всем виноваты эти «совки»! Именно в это время почти все соревновались, как лучше и забористее окунуть собственное прошлое в грязь, как перечеркнуть то, чем мы жили. И эта фраза девицы с двумя извилинами в голове покатилась по всему свету, добавляя ко всем «огоньковским» и другим «разоблачениям» некий шарм, некую достоверность. «Нет секса!» Ну конечно – «Империя зла», что с неё взять? Бедные, бедные! Как же это они там живут?»

Асик, прочитавший мои мысли, сказал мрачно:

– Послушай, автор! Но ведь ты сам, сам был недоволен, был даже зол на то, что тебя тогда окружало, что составляло суть той жизни! Ты сам прилипал к приемнику и слушал на коротких волнах сквозь помехи глушилок «вражеские голоса». И чаще соглашался! Так что не заводись сильно! А то не хватает сейчас детского восторженного крика: «Спасибо партии и правительству за наше счастливое детство»!

На самом деле, я очень любил наш приемник «Восток», но больше слушал радиостанцию «Цейлон». Сквозь шипение, свист и перестук морзянок звучала изумительная музыка. Ритмичная, манящая. Потом я узнал, что это были песни Элвиса Пресли и Фрэнка Синатры. А тогда мы просто слушали «Зе рэдио оф Силон». И в наших головах возникали образы каких-то чудесных стран.

– Хозяин, – вовремя отвлек меня дядя Боря. – Надо кое-что подкупить по мелочам. А то магазин закроют.

Я отсчитал деньги на запчасти.

– Боря, а сколько работа будет стоить? – спросил я неуверенным голосом.

– Что, проблемы с деньгами?

– Как тебе сказать…

– Не волнуйся: не хватит – потом вернешь, мы ведь не первый день знакомы, – великодушно сказал Боря и ушел в автомагазинчик у ворот станции.

– Вот, отдаешь остатки гонорара за высокое произведение киноискусства – «Развитие машинного доения в Сурхандарьинской области»! – с сарказмом произнес Асик.

– Асик, как же ты любишь сыпать соль… на раны… Читай, а!

– «Не сыпь мне соль на раны, они и так зудят!» – пропел Асик и принялся читать пьесу. – Так, Рассказчик снов продолжает:

«Воспоминания… Они как сны. Иногда они бессвязны, а иногда конкретны, осязаемы. Как сейчас. Я, ещё мальчишка, там, наверху. И мне всё видно и всё слышно! Закрыть глаза и уши или упасть с дерева и разбиться насмерть прямо перед той девочкой из нашего двора, Лолой… Но вы меня не увидите. Вы увидите мои сны. Сны о моем городе, о Ташкенте, о нашем дворе, о моей первой любви…» Пошла ремарка: «Лола входит во двор. Она счастливо улыбается, напевает чуть слышно «Венский вальс» Штрауса, пританцовывает, кружится вокруг сирени. Скидывает туфельки на высоких каблучках, заходит за угол, стягивает с себя нарядное платье, надевает ситцевый халатик, домашние тапочки. В это время из дверей одной из многочисленных квартир выходит Исаак Давыдович с чашкой в руках. Наблюдает за танцующей девушкой. Кашляет. Лола испуганно оглядывается.

– Ой! Как я испугалась!

– Доброе утро… – улыбается Исаак.

– Здравствуйте, Исаак Давыдович…

Она пытается выглядеть серьезной, потом вдруг прыскает. – Я, наверное, похожа на дурочку?

– Почему? Совсем-таки нет!

– Только вы маме – ни-ни…

– Договорились… А ты здорово танцуешь!

– Мне кажется, я сейчас подпрыгну и полечу!

Подходит близко, шепчет на ухо:

– Дядя Исаак, я, кажется, влюбилась!

– Это не может казаться, девочка! Или любовь есть, или её нет!

– А вы… Вы влюблялись?

– Я? А почему нет? Каждый нормальный человек хоть раз в жизни болеет той странной болезнью. Хотя нет. Встречаются и те, кому это неизвестно. Но это несчастные люди, которые даже не подозревают об этом. Инвалиды души.

Лола, прихватив туфли и платье, осторожно лезет в окно.

Исаак подходит к водопроводу, наливает в чашку воды, сыплет из маленького пакетика лекарство, пьет, задумчиво присаживается на приступку крыльца.

За окном слышится грохот разбившегося стекла.