Шрифт:
— Что?
— Мне нравится, как ты воспитана. Мне нравится твоя непримиримая вежливость в любых ситуациях. И даже то, как ты упорно стараешься держать дистанцию, мне тоже нравится. Твои родители могут тобой гордиться. Я не люблю, когда мне дерзят. Когда мне дерзят женщины, я не люблю особенно.
— Но я точно знаю, что если бы вы сильно захотели, то взяли бы меня силой.
— Угу, — согласился он и нехотя убрал руку.
— Тогда зачем ждать столько месяцев? Если не в этом азарт.
— Мне не двадцать лет, чтобы обойтись таким сомнительным удовольствием. После которого в ответ я, очевидно, получу лишь обиду, презрение и ненависть. Я умею чувствовать и различать, согласна ли девушка со мной на близость или тянет время для порядочности. Хочу, чтобы ты согласилась, и тогда я возьму все. Я буду знать, даже если ты не скажешь об этом вслух.
— Я не скажу.
— Я буду знать, что ты согласна, даже если ты мне этого не скажешь. Сегодня тебя отвезут домой, завтра привезут обратно.
— Завтра не нужно. Я доберусь на такси, это вообще не проблема. У меня кое-какие дела с утра, я просто не знаю, во сколько смогу подъехать.
— Хорошо, — согласился он. — Как скажешь.
ГЛАВА 5
Никаких дел у Маши на завтра не запланировано. Это была отговорка для Бажина.
Как он и обещал, Марию отвезли домой. Она вышла у своего подъезда, проводила скучным взглядом черный «мерседес» и полезла в рюкзачок за ключами от квартиры.
— Маша!
Знакомый окрик заставил замереть, и Александрова отпустила язычок собачки, так и не расстегнув молнию. Не стоит ей заходить ни в квартиру, ни в подъезд. Если Костя увяжется следом, она от него точно не избавится.
— Что ты здесь делаешь? — резко спросила она, яростно придумывая, что сказать, чтобы отвязаться от бывшего раз и навсегда.
— Тебя жду. — Быстро подошел к ней.
— Зачем? Костя… — умолкла на полуслове, охваченная паническим волнением. Видела и чувствовала, что он очень зол.
— Пойдем поговорим, — бросил приказным тоном, даже не пытаясь скрыть раздражения.
— Никуда я с тобой не пойду.
— Меня не было в Москве, ты знаешь. Мне нужно было уехать.
— Это ничего не меняет. Мы расстались до твоего отъезда. Я тебя не прощу, и с тобой я больше никогда не буду. Сколько раз мне это еще повторить?
— Ты не можешь от меня уйти, — уверенно заявил и, словно в подтверждение своих слов, крепко схватил ее за руку.
— Я уже ушла. У меня теперь другая жизнь, тебе в ней не место. Пусти! — Пыталась вырваться, но Костя в ответ лишь сильнее сжал тонкое запястье.
— Другая жизнь? А может у тебя и другой есть? — ехидно предположил.
— Есть! Да, у меня есть другой! Поэтому у меня другая жизнь!
— Я ему шею сверну, мокрого места от него не оставлю! Ты слышишь?!
— Боюсь, у тебя не получится, — рассмеялась, невольно представив, как Костя пытается свернуть шею Бажину.
Удар по щеке оборвал ее истерический смешок. Константин обхватил Машу за плечи и потащил к своей машине.
— Пусти!
— Эй, парень, какие-то проблемы? — окликнул кто-то со стороны парковки.
— Отпусти меня! — крикнула Маша еще громче. — Отпусти, я сказала!
Испуганный неожиданным и нежелательным вниманием посторонних мужчин, Костя все-таки разжал руки, и Мария ринулась от него прочь. Но не к себе домой, а к Инне, благо далеко бежать не пришлось, сестра жила в шестом подъезде.
— Маруся, дверь сама запри, а то у меня там молоко убегает, кашу варю, — протараторила Инна и юркнула обратно на кухню.
— Запру, конечно, — отозвалась Александрова, потянула на себя ручку двери и облегченно вздохнула со щелчком замка.
— Маша, что с лицом? — нахмурилась Инна, скользнув по Машке быстрым взглядом.
— С женишком своим бывшим встретилась, — ответила она, устало опустившись на стул.
— Костя? Он тебя ударил? Вот ублюдок!
— Нет, приобнял слегка, соскучился сильно, — невесело пошутила.
— У него совсем крыша поехала?
— Она у него давно поехала.
— Хочешь сказать, что такое уже было?
— Да. Поэтому мы расстались, — подтвердила, не вдаваясь в подробности.
Казалось, одним ударом Костя выбил из нее все силы. Беспомощно и апатично Маша смотрела, как Инна помешивает кашу, иногда стуча ложкой по краю небольшой кастрюльки.
— Ты не говорила. — Сестра выключила плиту и присела рядом с Машей, сложив локти на круглом столе.
— А зачем? В этом нет ничего приятного, это очень унизительно.