Думая так, я продолжал говорить другое, и эта двойственность меня убивала. Я не был ещё готов для возвышенной Истины:

– А обращение нашего духа совершается, – говорил я, – когда всеми своими разумными силами он через веру и стремление к чистейшей вечной Истине избирает её для любви и любит только такую Истину, предпочитая её всему остальному. Но горячо любить Христа – значит проникать в него духовным порывом, раз он не только желанен, а и есть сама любовь. И когда дух по лестнице влечения поднимается к самой любви, он проникает в глубину этой любви – не во времени, а над всяким временем и над всяким движением мирского чувства. Как всякий любящий пребывает в любви, так все любящие Истину – в Христе, и, как всякий любящий любит силой любви, так все любящие Истину любят её силой Христа. Поэтому никто никогда не познавал Истину, не имев в себе духа Христа. И как невозможно быть любовником без любви, так никому невозможно обладать Богом без духа Христова, потому что только силой этого духа мы и можем поклоняться Богу. Оттого неверующие, не обратившиеся к Христу, не вмещающие свет славы его преображения, осуждены на мрак и тьму смерти уже тем самым, что отвернулись от жизни, которая есть Христос. Только его полнотой насытятся все через соединение с ним в его славе.

И тут мне пришла в голову мысль: "А может быть, Натали и есть тот самый могущественный Бог в женском обличие. Ведь любовь земная не противоречит любви небесной. И как может человек испытывать любовь к Богу, если он никогда не испытывал любви к женщине?! Как он может увидеть небесный свет, если на земле он жил впотьмах? Может быть, правы тысячу раз православные священники, служа Господу, когда они имеют свои семьи, любят своих жён и своих детей. Может быть, именно от этого их любовь к Богу удваивает, утраивает их силы, потому что они несут ответственность перед Богом не только за себя, но и за свои семьи, и усиленную ответственность за своих прихожан, которые тоже имеют свои семьи и любят их. И их рассудок не такой эгоистичный и фанатичный, как у тех священников, которые принимают целибат. В них больше любви и человечности. В них больше теплоты и снисхождения. Именно через любовь к ближнему и любимому человеку можно направить свой рассудок на любовь вечную.

Я продолжал говорить:

– А теперь я бы хотел сказать несколько слов о свете рассудка. Для различающего восприятия видимого нужен двоякий свет. Не дух зрения даёт имена цветам, а дух его отца, который в нём: этот дух, этот, исходящий из мозга, через зрительные нервы в глаз, сталкивается со встречным видом объекта, и возникает слитное ощущение; жизненная сила души удивляется этому ощущению и стремится различить его. Не тот дух различает, который в зрительном органе, но через него производит различение более высокий Дух.

И тут перед глазами у меня вдруг всё померкло. Всё куда-то провалилось, и меня окутала тьмы, может быть, на некоторое время моё сознание отключилось, и я попал в неведомую мне сферу инобытия. Потом я так и не смог дать объяснения тому моему состоянию, которое я пережил. Как будто я потерял сознание, или у меня закружилась голова от чрезмерного перенапряжения. Я слышал свой голос, но ничего не видел. Как будто кто-то закрыл мои глаза. Такое я испытывал только единожды, попав в больницу, когда мне делали операцию. Как будто, говорил я, и вместе с тем, это был не я, а обособившаяся от меня сущность. Может быть, сам Николай Кузанский говорил тогда моим голосом:

– Бог доставляет все средства для влечения к нему. Жизненный дух действует, как различительная сила в духе зрения, а внешний свет даёт видимому способность быть видимым, однако зрение не воспринимает ни самого этого действующего в нём духа, ни света: свет ни из области цвета, раз он не цветной, и поэтому его нет нигде в подначальной глазу области. Свет оку не ведом, тем не менее, он приятен для взора. Как сила, различающая в зрении видимые вещи, есть способный к различию рассудок, так понимающая сила в рассудке есть интеллектуальный дух, а то, что освещает интеллект, – божественный дух. Этот свет есть начало, середина и конечная цель чувства: у чувств нет другой цели, кроме распознания ощущаемого. Так что жизнь и совершенство, радость, успокоение и всё жизненное каждого чувства заключено в различающем духе. От него чувства имеют всё, что имеют, и когда их органы поражены и в них иссякает деятельность жизни, она не иссякает в различающем духе, откуда они снова принимают ту же жизнь, когда проходят омрачение или болезнь.

Я слышал этот голос, и вдруг понял, что я сам стал духом, я слился с этим духом, и постепенно стал различать вокруг себя разные цвета, вернее даже не цвета, а свечения. Сознанье возвращалось ко мне, но это уже было другое сознание, одухотворённое внутренним светом. Я увидел всё помещение, светящееся мерцающим светом и головы моих слушателей, от которых исходили светящиеся нимбы разных цветов. Одни светились ярче, другие бледнее. От Натали исходил яркий темноватый свет, так же как от некоторых японских женщин и девушек. Всех ярче светились нимбы над головами монахов Мосэ и Хотокэ, но ярче всех святился нимб самого отца Гонгэ. Он был таким ярким, что затмевал все другие свечения и, возможно, освещал помещение этим мерцающим светом. Я знал, что, согласно восточной философии женщины должны излучать из себя свет «инь» (покоя), а мужчины свет «ё – ян» (движения). Может быть, поэтому мужской свет сиял ярче, чем женский.

Я продолжал говорить:

– Равным образом думайте то же об интеллекте, который есть свет различающего рассудка, а от него восходит к Богу, свету интеллекта.

"Но чем же отличается мужской свет от женского"? – говоря это, я спрашивал себя.

– Двигаясь так в своём беге путём, открывшемся на примере зрения, вы обнаружите, что наш вовеки благословенный Бог есть так же всё бытие существующей вещи, как различительный свет есть бытие ощущений, а интеллектуальный свет – всё бытие рациональной сферы. Что только от него у творения есть существование, жизнь и движение. Через его свет – и всё наше познание, так что не мы по-настоящему познаём, а он в нас.

Высказав эту мысль Николая Кузанского, я задумался. "Вот в чём отгадка, почему разнятся мужской и женский свет! – внутренне воскликнул я. – А это значит, что женщина является проводником божественного благословенного света, который создаёт всех нас мужчин, и преобразует нас. А это ещё значит, что мы являемся по отношению к женщинам вторичными существами. И получаем от Бога не прямой благотворящий свет, а лишь его производное – свет интеллектуальный, который нас погружает в рациональную сферу бытья. Нам только кажется, что мы умнее женщин, но, если рассматривать наши возможности с этой точки зрения, то мы, мужчины, обречены на вечные блуждания в этой своей рациональной сфере, и то, что мы видим вокруг себя, представляется нам полном искажением действительности. И вместо того, чтобы прислушаться к голосу женского света, мы им навязываем своё видение этого мира. Этим мы подчиняем их себе и ведём к своим заблуждениям.