Шрифт:
– Поспорил я с друзьями, что женюсь на самой красивой девушке в деревне Изабелл, Она неприступна. Ни один из нас не смог покорить её гордое сердце. Сотвори приворот, если ты конечно мастер в колдовстве.
– А ты любишь её?
– Кажется, да… Главное, чтобы она полюбила меня. И чтобы все деревенские обзавиловались.
– Мне кажется, ты не любишь её, – гадал колдун.
– Какая тебя разница, люблю, не люблю. Говори на чистоту, можешь привораживать, или ты пустышка?
– Любовь, мальчик мой, требует очень сильной магической силы, а сила это способна родиться только из жертвы. Я не думаю, что ты способен на поступок, взамен которого я приворожу эту деву.
– Я на всё способен! – кинул гордец. – Говори цену.
– Хорошо, – ухмыльнулся колдун. – Ты унизишься перед друзьями, тогда ты дашь мне силу на приворот.
– Что значит. унижусь?
– Ты при всех прикоснёшься ртом к фалу моему и испьёшь семя…
– Фи! – скривился парень. – Ты хочешь позора моего как мужчины? Не быть сему!
– Как знаешь, – пожимая плечами, тихо произнес колдун.
Три ночи не спал парень, три дня думал. И вот на четвертый пришел-таки с ватагой друзей. Прикоснулся ртом к фалу колдуна и испил семя.
– Вот, – поднялся с колен молодой человек под косые взгляды парней, – я выполнил свою часть уговора. Теперь изволь свою выполни. Пусть Изабелл полюбит меня на зависть всем.
– Увы, мой мальчик, любовь недоступна для колдовства, это сила доступна только Богу.
– Но постой! – затрясся молодой человек. – Зачем же ты унизил меня самым диким позором? Зачем я унижался?
– Ты всего лишь сделал видимым свою изначальную низость, – улыбнулся колдун и пошел прочь…
18.03.19
Брат Тук
К аббату де Бюсси однажды пришёл священник из деревушки Русийон брат Тук. Аббат после обеденной мессы писал трактат… по правде сказать, этот трактат он уже писал лет десять, и состоял он из трёх листов. Четвертый переписывался, перечёркивался и часто рвался. И вот сейчас Шарль де Бюсси снова начал четвертую страницу, зевая и щекоча себе нос пером.
– Падре, – обратился брат Тут, – выслушайте мою исповедь, иначе я погибну.
– Что стряслось, брат? – добродушно посмотрел аббат; человек он был простой и относился к подчинённым дружески, да м сенекура, надо признать, из него был неважный: аббат ленился заниматься всякими делами, кроме как служить мессы и читать стихи.
– Грешен я страшным грехом, падре!
– Каким же? – удивлённо взглянул аббат, встал и за стола и пошел к трону.
Брат Тут встал на колени перед ним.
– Содомский грех на мне, и гореть мне в Гиене! – залился слезами брат Тук.
– Содомский? – вздрогнул и переспросил де Бюсси. – Как же… что сподвигло?… поведай скорее!
Брат Тук опустил глаза.
– Мне стыдно, и я не знаю, как и начать…
– Начни же как-нибудь! – поправив мантию внизу живота, попросил аббат. – У нас так скучно…
– Ну, в общем так. Приход в деревни нашей небольшой, паства в основном мирная. Но среди прихожан есть парень Жан-Клод. Ох, и сильный детина, рвет руками подковы и цепи. Но идиот. Его в детстве уронили на камни головой.
– Продолжай, – с нетерпением сказал аббат, когда тот переводил дух
– Я, падре, человек полный, неповоротливый, и быстро двигаться не могу… Стою я, значит, сегодня на кафедре, проповедую слово Господа нашего Иисуса Христа. Тут, значит, чувствую сзади…. рясу приподняли и…
– И? – с жадным придыханием прошептал аббат.
– И вводят меня в содомский грех.
– А прихожане… они что?
– У нас в храме кафедра высоко. Никто и ничего не видел. После я обернулся, смотрю Жан-Клод и спускается… Я думаю, дубинами гнать его, не пускать в храм. А на мне, падре, грех большой!
– Нет… греха на тебе нет, брат мой, – спокойно сказал аббат. – Не твоя вина, что парень попользовал зад твой. Так что ступай спокойно, не тревожь душу, она чиста у тебя. И на парне нет, он глуп и не ведает, что творит. А не пускать в храм не гоже. Он заслуживает благодать господню.
– А что ж делать?
– Молится, и просить святых оградить от греха.
Аббат хотел подняться. Но решил так, не ставай подать руку, чтобы священник поцеловал её, прежде чем удалиться.
….на следующий день после мессы Шарль де Бюсси решил оставить на время написание трактата. Захотелось заняться графикой. Он взял чернила для гравюры. Отточенным угольком набросал эскиз. Трёх граций у вод Стикса. Девушки были голыми…
– Падре, – отвлёк его тот же брат Тук. – На сей раз я свершил смертный грех! Нет мне прощения, и небеса обетованные навечно сокрыты впредь от меня, – заливался слезами священник, встав на колени.