Шрифт:
Ни крючка для поводка.
Зато здесь прямо от дверного проема начиналась громадная комната, с темно-красным ковром, множеством красных стульев и диванов (на которые, подозреваю, мне нельзя) и гигантскими высокими колоннами из ослепительно-белого камня. На стенах висели огромные портреты людей в странных одеждах. А в центре стояла исполинская ель, украшенная плюшевыми красными коронами.
Она выглядела так внушительно, что мне захотелось спрятаться за тяжелыми красными с золотом занавесками. Только вот в этом случае я бы никогда не вернулся к своей семье.
– Ну, давай, иди, – сказал ворчун, подгоняя меня вперед. – Если не поторопишься, пропустишь свой ужин, а он бешеных денег стоит.
Он прав. Эми не обрадуется, если из-за меня мы опоздаем и пропустим ужин. И мне тоже будет не очень весело лишиться еды. (Мне ведь так и не удалось съесть голубя. И я ужасно набегался. Так корги и умереть с голоду недолго.)
Проблема только в том, что я не представлял, куда мне идти.
Ворчун снова тяжело вздохнул.
– Точно. Ты же новенький. Наверное, еще не знаешь, где тут что. Тогда пойдем. Я покажу дорогу.
Я думал, что он выведет меня к другой двери наружу, но вместо этого мы отправились через еще более впечатляющие комнаты к широкой лестнице с золотыми перилами и золочеными стенами. У ее основания стояла белая статуя рядом с громадными, богато украшенными часами. Вокруг перил обвивались длинные зеленые гирлянды, с которых свисали блестящие елочные шары.
Это место ни капельки не похоже на дом Уокеров.
– Ладно, теперь наверх.
Ворчун махнул рукой в сторону лестницы. Я остался сидеть внизу, переводя взгляд с него на ступеньки. Уокеры же не могут быть там, верно?
– Ну же. Наверх!
Тут я вспомнил обучающие занятия для щенков, куда меня водил Джим, и, услышав команду ворчуна, вскочил и стал взбираться по лестнице.
Тот шел за мной, пока мы поднимались. Я все думал, что ждет меня наверху.
Надеюсь, семья.
Коридоры наверху были так же роскошно отделаны и украшены к празднику. Я вдруг понял – Эми в этом году еще даже не ставила елку. Может, потому что это обычно делал Джим.
Я был рад возможности идти за ворчуном; без него я бы вмиг потерялся.
– Вот так.
Он потянулся к ручке тяжелой красной двери, перед которой мы остановились. На ней висела табличка.
Читаю я не очень-то хорошо. Выучил всего несколько слов: Генри, собака, еда и корги.
Тут точно говорилось что-то о корги.
Дверь открылась, и на меня уставились три собаки.
Я уставился в ответ.
Думаю, другое слово на табличке значило «комната».
Эта комната была полна корги.
Во что же я такое ввязался?
Эми
– Мы видели королеву!
Ладно, всего лишь кусочек шляпы мельком и, может, ухо корги, когда большая черная машина выехала из дворца, но Клэр все еще прыгала на месте так, словно побывала на личной аудиенции.
– А я все заснял, – добавил Джек, выключив камеру на телефоне. – Бабушке понравится.
– Точно понравится, – согласилась Эми.
Ее мама, бабушка Фрида, была большой фанаткой всего, связанного с королевской семьей. Джек только что обеспечил себе лучшие рождественские подарки на всю жизнь в обмен на запись в полторы минуты, из которых Ее Величество видно максимум полсекунды.
Эми просто не могла спланировать этот день лучше. Дети были в восторге и счастливы, она – расслабилась впервые за несколько месяцев, сейчас они отправятся смотреть на праздничные украшения, потом поужинают, и все будет хорошо, пройдет как по маслу. Самое волшебное Рождество, на которое она могла надеяться.
Доктор Фитцджеральд прав. Так и надо – думать о будущем.
– А где Генри? – нахмурился Джек.
Эми почувствовала, как все спокойствие и расслабленность вмиг испарились, и она разом вернулась к пугающему настоящему.
– В смысле? Он был прямо тут…
Эми посмотрела себе под ноги, где спокойный и довольный Генри находился весь день. Она проверила поводок, и, несмотря на холод, ее ладонь вспотела. На поводке не было собаки. Она ведь отпустила Генри, чтобы тот мог побегать по Сент-Джеймсскому парку, а затем…
– Я забыла пристегнуть его обратно.
Сердце Эми колотилось так сильно, что ей показалось – оно может вырваться из груди.
– Но… он, наверное, где-то рядом. Он не стал бы просто убегать.