Без драматургии, напрямик,пронизающим насквозь минором,то, что к сути так и не проник –норма.Убеждая в верности идей,пусть взрослеют насовсем другие;зиккураты жертв драматургии,а живых нигде.Правил нет, мне кто-то говорил,и тем самым правил, правил, правил,но когда, скажите, королине врали?А начало, вздрогнув от причин,выдохнет тревожным и морозными последствиями прокричитгрозно.
Фраги
Вспомни, когда превалирует альтернативное прошлое,стены вибрируют вслух, изменяя цвет и фотографии,ветер, китайские лифчики сушатся флагами,фрагами,вымазанными в гудроне, стоим и молчим о неспрошенном,ждем, как вот-вот народится игрок да по нам пострелятушки,так, чтоб кровища с мозгами текла по сегодня гекзаметром;мы восстановимся снова, без памяти, «тушки не для души»,снова ждать.Чё ж не разбрасываться да такими мозгами-то.Альтернативное прошлое клеммами вставится каждому,влепят в гудрон беспросветности, вывесят старые лифчики,изобретатели игр за набор цифр себя не накажут ведь,но разобраться, то ведь не они, а мы – суки двуличные.
Старый иероглиф
Важнее не сказать, чем…Продолжениямне не дождаться.Стёртость иероглифане подразумевает положение,когда его поправят гравировками.Достраиваемый в воображении.Досуживаемые без суждения.«Джеронимо!», и стать бы не подверженнымсужениям, но невозможно – тени же.И начинаешь поиски учителя,и узнаёшь, что есть одни подсказчики,и понимаешь: бог – уловка читера,и не перестаётся верить в сказочки.Но стёртость иероглифа-то вот она,не из; извне не обойтись шаблонамии выводами, сводами да вводными.Так может – свой, несказанным наполненный?
Аз на склоне
А что не взять и не потрогать,не заучить бы наизусть,и прогнан.Воля, волны, гротывнизу,и содержимое процесса.И постоянно проникать –тонка природа.Стены, сцена,–не быть – никак.И пониманием упорнымты,все же силясь заучить,«аз есмь».Хотя и это спорнозвучит.
На бетонке
Всем по делу и по мере,никогда не по-другому.Дайте старое примерить,голубиный мирный гомон.На глубинном, верном делевсё равно, за что, а станет;если ничего не делимто и всё тогда – местами.На сметане декабрёвойвыйдут чёрствыми итоги.Чёрным днём, с прошедшим в рёбрахчеловек шёл по бетонке.
Нами
Быть нами – непрочно, не долго, опасно,ломая, ломаясь, не наперекор,пустой, наполняемой чем-нибудь паствой,неверной рукой, уносимым рекой.Быть нами – зачем, всё равно, бесполезно,устало, поддавшись, по пятницам чок,ничем, умирая из-за воспаления,качком влево маятника и ничьё.Быть нами – что с напрочь испорченной кармой;однако, да пусть, тем не менее, и(?),побольше себя дать каким-то макаром,манить к новым, странным, сомнениями.Быть нами – как не пристегнувшись ремнями,разгульно, безбашенно, чуть, на разок,мгновенно, и не выбирая быть нами,угрозой себе, прозой, первой грозой.
Виноград
Пока никто не может не понять,за что его положено простить всем,существование перетечёт в растительность,а всё равно оставшимся пенять.Неистовость любви, как смертный грех,поскольку форма самоутверждений,и даже если для, и даже день, ипо прежнему не могут не гореть.Один на всех, но свой эгоцентризм,один на всех ничейный наблюдательа прочее – расходные детали,не больше, чем фигура на це-три.Как быть, когда никто не виноват?Когда конец – наверное, награда?Фрактальная структура виноградадоказывает: вечность не нова.
Уголь
Запах буржуйки минута стоянкив каждом «вокруг» пресловутое «снова»саван и совымаршрут нарисованнепритязательно но настоящим –дальшеА что дальше?Голодно жутколокомотив скажет голосом вескимо продолжении хода и квестаи проводник внесёт запах буржуйки
Вперёд
А по-другому не пройдёшь,и – как-то – не перекрестившись.Вот помню тесть – весьма – в картишкии пахнет доброе дождём,и на запястьях не любитьчасов, похожих на оковы,зато любить себя в вагоне,варган, «ту би, ор нот ту би»,–все мелочи, что придаютуют минуте без эонов.Затем безумнее бизона,затем безумно устают,закупориваясь в рывках,как в раковине наутилус.Но вряд ли есть иная милость.И понимаешь рыбака.
