Паук нервно перебежал с одного моего плеча на другое:

— Почему Вас это заботит в такую минуту?

Слова «в такую» он интонационно выделил, но я не заметила, подскочила и ногами разметала кучку ткани.

— Потому что мужиков заливающих тоску спиртным можно подвигнуть на измену! И если мой умник поведется, я из нее сделаю рагу и скормлю вайзергу, а из него чучело в…, в… в спальню поставлю!

Она у меня плакать кровью будет, стерва!

Оглядываюсь, вокруг плотно растущий белый камыш в полтора раза выше меня, как завороженный, стоит не шелохнется. Паук какой-то перепуганный, черные лоскутки на мне и на земле, какие-то странные дрожащие. И откуда они? Ай, ладно, потом разберусь.

— Итак, подведем итог: веревки для направления пути нет, еды нет, воды нет. Зато есть жажда крови, и новые силы!

Паук на моем плече опять нервно забегал:

— Что же нам делать?!

— Выбираться отсюда. Урурк. Я так зла, что порву каждую встречную выдру белобрысую!

— А…, но…

Поняла его по-своему:

— А если не выберемся, то перед смертью сделаю проплешину этому камышу, — и пальцем указала в сторону зарослей.

— За что? — шипя спросили рядом.

— За препятствие нашему передвижению.

Паук замер, а я, отвлекшись на его странное оцепенение, не сразу увидела, что камышовые заросли значительно поредели, и вообще выстроились так, словно в них уже кто-то ходил.

— Ты чего? — спросила у мохнолапика, погладив его по брюшку.

— Да так… просто.

— Ага, ну пошли. — Провозгласила я и направилась в проход.

Через две минуты мы нашли веревку, а через три часа вышли на каменную мостовую к толпе шокированных вурдалаков. Они смотрели на меня и молчали, приблизительно так же, как все это время делал Урурк и, в общем-то, продолжает делать. Даже непривычно как-то, а ту еще и упыри эти.

— Господи, нашли на что пялиться! Да иномирянка, да аквамариновая, да злая, чего уставились? — огрызнулась, сдергивая с себя последние черные лоскуты. — Или еще не завтракали толком?

— Если кто и не завтракал, так это ты, — ответили мне.

Эм, а это идея. Я сглотнула набежавшую слюну и хрипло окликнула:

— Уважаемые, а столовка где?

— Сейчас покажут.

Передо мной тут же оказался маленький лысенький, толстенький упырь с носом картошкой. Одет он в кружевную черную мантию, а подпоясан красным шнурком. Первый толстенький из всех увиденных, я даже глаза потерла, вдруг исчезнет. А нет, мнется передо мной и смотрит, как на привидение. Собственно я отвечаю ему тем же, не зная, к какому решению прийти: то ли у него папа амуром был, то ли мама гномкой.

Кажется, последнее произнесла вслух, потому что он ответил:

— Второе, но это к делу не относится, — он выудил из рукава мантии что-то типа круглых часов на цепочке и начал сверку. Посмотрел на небо, потом на меня, меня пощупал — за руку, на проверку живости. Определил, что я теплая и за щипок могу в глаз дать, хмыкнул. Затем с дотошным вниманием прицепился к пауку. Урурк на постукивания по ножкам и тельцу не отреагирвоал, а на зов по имени отчаянно покивал, мол здесь я.

— А с ним что?

— А в ступоре с тех пор, как проснулись утром в белых камышах, — выдала я, вызвав громкий «йик» у вампира. — Я тогда… материлась чуток, может, испугался.

— А вы кто, позвольте узнать?

— Га… тьфу ты! Краля Мордовская, участница соревнований от лица Лихо Лишерс Миро.

От серокожего послышался еще один звучный «йик» и недоверчивое:

— Не может быть.

— Может может…

— Йик!

— Вам бы водички выпить, — посоветовала я и улыбнулась, — а мне бы поесть. Не проводите? А то у моего провожатого временная недееспособность. — И указала на паука.

— Он из нее выйдет, — пообещал толстенький и предложил, следовать за ним. То есть завернул по белокаменному опять-таки ажурному до безобразия мосту на другой берег кроваво красной реки. А я стою, мне идти уже противопоказано, иначе будет истерика на фоне голода.

— Уважаемый, простите, а транспорт какой-нибудь есть? Повозка, носильщики, тут-туки, велосипедисты, в крайнем случае, пинальщики. Потому что я идти уже не могу.

— Нет, — рапортует, вредина, и продолжает путь.

— Ну, пожааааалуйстааа! — возле меня уже начали собираться любопытные вампиры, те самые, что пообещали скорейшее решение моих проблем.

— Неужели так трудно?

— Нет.

— Так, если не трудно, то чего сложного? Я получила моральную травму, психологическую и физическую, а еще не приняла участия в соревнованиях. — От него ноль эмоций. Я руки в боки и с наездом. — Это что за обращение с участниками?!

— Таковы правила, — меланхолично отозвался упырь.

Все, трындец тебе вампирюга толстокостная! Я разозлилась опять.

— Засуньте ваши правила, знаете куда…?!

И только решила выместить злость словесно вот на этом наглом индивиде, как меня оборвали на самой высокой ноте повествования: