— Кузенька, родимый, иди я на стол собрала. И Серого зови, а то он всех несушек нам распугает своей голодной мордой! — ощутила, что на душе полегчало.

От умилительной картины человечьего быта группку восторженной нечисти женского облика отвлек вопль лешего:

— Хозяйка, хозяйка, беда! Беда у нас, беда!

Из-за ближайших кустов возник дедок-лесовичек, похожий на огромную сосновую шишку, с ручками, ножками и глазками-пуговками. За ним поспешали еще двое «шишек», но поменьше: внучата его.

— Что случилось, Никифор? — Тина подлетела к берегу и ступила на него в человеческом виде.

— Беда… — вздохнул дед, покряхтывая, присел на корточки и сложил ручки-веточки. — Дурень этот, король Мадинский пошел войной на Волху...

Озерная Дева, тоже опустившись на корточки возле Никифора, погладила его по веточкам, делясь силой. Совсем старенький лешак стал, хорошо, что сыновья и внуки есть, будет кому смену принять, да лес обихаживать.

Вездесущая Мири встряла в разговор:

— Ты чего, старче, только проснулся что ль? Про ту новость еще весной талдычили все кому не лень. Уж осень на носу, а ты, — и передразнила лешего, — «бяда-а-а»...

Никифор резко замахал руками на толстушку.

— Вот бабы — завсегда вперед лезете... — проворчал он. — Все, конец Мадине. Под стенами города стоят воины Волхи. У самого края нашего леса палатки ставят, да к осаде готовятся. Что буде-ет...

— А чего будет? — удивилась Тина. — Люди постоянно с кем-нибудь воюют, но сюда, к нам, пришлые не ходят... боятся.

— Ой, бабы, ой, бабы глупые-е-е... А ты-то, хозяюшка... от тебя не ожидал, — кипел праведным гневом старичок. — Простому люду-то куда деваться, пока короли да бароны богатства да землю делють? Они ведь в лесу от войны хорониться будут...

— Ты сказал, что волховцы на краю моего леса встали... — напомнила Тина. — Так что сюда не побегут.

— Да, мадиновские к нам не побегут и то хлеб, а эти ироды волховцы мой лес рубят... да костры палят. А поди спалят... все...

— Я присмотрю, чтобы не перестарались, — пообещала Хозяйка, успокаивая лешего.

— У меня ж сердце за каждое деревце болит, а эти чернушники жгут и жгут без роздыху... — продолжал стенать лешак.

— А почему — чернушники? — снова вмешалась Мири, а остальные любопытствующие призраки плотно обступили Никифора.

— Дык возглавляет их барон волховский. Бают, самый грозный генерал ихнего короля. Как где совсем худо — его и посылают.

— И что? — не поняла Тина.

— А то! Нарекли его в народе Черным генералом. Род его так зовется. И герб черный, и палка главная тоже, и армия его вся в черном. Аки демоны какие...

— А звать-то его как? — пискнула субтильного образа утопленница.

— Мне-то откель знать? — рыкнул лешак. — Я ему не тать и не мать, имя не давал, потому и не мне спрашивать...

— Черный, говоришь? — заинтересовалась Тина, вставая с колен, привычно отбрасывая косу за спину. Задумавшись, пошла к воде, пробормотав себе под нос: — Надо посмотреть, эка невидаль к нам пожаловал.

— Хорошо Кузеньку с Маней в другую сторону спровадили, а то войны им только не хватало... — в спину ей шепнула Мири, крестясь прозрачной рукой.

Глава 3

Тинантина зависла над водой бесплотным, пронизанным светом, духом в горизонтальном положении, лениво помахивая ногами, как обычная девушка, беззаботно лежащая на берегу. Подперев одной рукой щеку, второй — как обычно, создала капельку, которая томительно медленно полетела вниз. Ровная водная гладь побежала кругами, а Озерная Дева внимательно всматривалась в возникшее зеркало мира.

Рядом парили и ворчали привидения, отгоняя надоедливых, непоседливых русалок. Эти глупенькие, всегда готовые похихикать и повеселиться вертихвостки носились по озеру и пытались поймать русала, нечаянно заплывшего в чужие владения.

Тина отрешилась от привычной суеты и начала «нырять» во все доступные ей водоемы: озерца, ручейки, лужи и даже тазики с водой в домах людей. Война!

Подготовка к войне на краю границ ее владений очень не нравилась Хозяйке леса — придется дополнительно защищать свое. В лужах на дороге к Мадине она пару раз видела отражения груженых повозок: люди, забрав пожитки и пропитание, спешили укрыться под защитой городских стен. А в самой столице углубляли колодцы. Из разговоров землекопов выходило, что в городе ждали осады и готовились к худшему. Мельницы гудели от натуги: мололи, мололи муку. Впрок пригодится, а нет — враг уничтожит.