Позднее, когда последний виток спирали исчез и исчезли последние блики звезд, я с товарищами смог взглянуть на планету, на расстилающуюся перед нами бесконечность. Красноватые шаровидные скопления сверкали то там, то здесь, как пушистые звезды, туcклые, далекие, немногочисленные. Магелланово облако походило на поблескивающие облака-призраки.

Другие галактики смутными, расплывчатыми пятнами едва виднелись в отдалении.

Все остальное поглотила тьма.

Шрехт заговорила:

— Здорово снова вернуться туда, вновь приняться за работу.

Я медленно кивнул: — Сюда я уже никогда не вернусь.

Она проговорила:

— Ты должен был совершить это, Атол Моррисон. Так что, не сожалей. Конечно, очень плохо, что твоим друзьям пришлось умереть. Но перед тобой мог встать выбор: или они, или целая планета со всем населением.

Дело даже не в этом. Марш умер в ту минуту, когда решил нарушить клятву. Алике очень удивится, когда заявится Дэви, выхолощенный и наказанный, но живой. На это много времени не уходит.

Маленький, глупый дурачок, бедняга Дэви…

Но Сэнди, любившая Марша, уже замучена до смерти, сознавшись во всех своих и чужих прегрешениях. Да и что было делать, ведь они перерезали ей сухожилия, пустили матку через влагалище и вывели наружу.

А может, Сэнди уже сожгли из огнемета, а пепел развеяли.

Мне говорили, что прислужники господ разыскали несколько сотен предателей саанаэ, мятежников, которым не давала спокойно спать память о Юлир Вей. Сегодня в полицейских бараках по всей планете пройдут небольшие процессы: печальные, угрюмые кентавры, с которых предварительно сдерут форму и знаки отличия, будут расстреляны своими ближайшими друзьями.

— Плохо, что им пришлось умереть, мой друг. Но если бы такое случилось с моей цивилизацией, я поступила бы подобным образом, — заявила Шрехт.

Она остановилась, вглядываясь в морскую даль. Солнце село, спрятавшись за развалины на западе, за сверкающие новые небоскребы из керамики и стекла, которые мы по старой памяти еще называли Нью-Йорком. Хруфф проделала какие-то манипуляции с транслятором (ее настоящий, нетрансформированный голос походил иа рык), и машина прошептала:

— Мы подчиняемся нашей клятве верности, но мы никому ничего не должны.

Я повернулся и с изумлением посмотрел на подругу, но ее глаза уже глядели на отдаленное красное полушарие, оставшееся от солнца.

— Может случиться и так, что ничего не изменится. И тргда люди, да и не только они, попытаются снова. И будут это делать до тех пор, пока наступят другие времена… Просто и нам надоест служить.

Приглашая нас на борт, прозвучала предупредительная сирена.

Воздух Карсваао напоминал пекло в аду. Так же, очевидно, чувствует себя человек, попавший внутрь печи для обжига кирпича: сухой и горячий ветер немногим облегчал существование, шлифуя кожу.

Солнечный свет отражался от испачканного белого бетона посадочной полосы, ослепляя меня, стоящего у открытого грузового отсека. Пришлось прикрыть глаза.

Боже мой, нулевая влажность, от которой у меня мгновенно пересохло в носу и стало невозможно и больно дышать. Глубоко вздохнуть не получалось, пришлось ограничиться легким, поверхностным дыханием.

Температура воздуха составляла градусов по шкале Кельвина; волны жары буквально стояли над почвой, и окружающий пейзаж казался несколько размытым, будто смотришь на него через толщу воды.

Какое-то мгновение моя кожа оставалась холодной, затем из каждой поры полил пот.

Я начал спускаться по трапу. У его подножия меня ждала текшая фигурка, и от увиденного у меня подкосились ноги. Размеры этой планеты процентов на десять превышали земные, гравитация составляла около тридцати процентов, соответственно был изменен и существенно отличался от земного период вращения. Солнце, медленно вращающаяся звезда класса F-8, сияло в небе голубым светом. Длинные тени змеились по земле.

Сейчас был конец дня. Пожалуй, жарче уже не будет, по крайней мере сегодня.

Внизу стояла Соланж Корде; ее кожа, загорелая до черноты, напоминала асфальт и блестела антрацитом от пота. Хлопнув меня по плечу, девушка заулыбалась, протянула мне пару солнцезащитных. очков с непрозрачными линзами, надела другие на свой короткий курносый нос и проговорила:

— Добро пожаловать домой.

Уронив чемодан, я поднял его и взглянул на бесцветный, тающий от жары пейзаж, моргая слезящимися глазами.