Более того, продолжают сторонники этого мнения: после своего предполагаемого обращения и Константин, и его близкие высказывались о Боге очень уклончиво. Стоит обратить внимание на Арку Константина, и по сей день стоящую неподалеку от римского Колизея. Эту Триумфальную арку воздвиг сенат в честь славной победы Константина над Максенцием, по случаю второго визита Константина в Рим в 315 году. На арке имеется надпись, описывающая это великое событие; упоминается и о том, что перед началом боя Константин призвал для себя божественную помощь. Однако прямых упоминаний христианского бога здесь нет. Напротив, в очень общих и уклончивых выражениях говорится, что Константином руководило «вдохновение божества». Будь Константин поистине новообращенным, неужели постеснялся бы открыто заявить, что ему помог именно христианский бог?

Более того: сторонники неискренности Константина указывают на то, что после решительной битвы за Рим Константин повел себя совсем не как христианин. Вскоре после победы он приказал казнить своего десятилетнего племянника, сына Галерия. Какой же христианин станет убивать десятилетнего ребенка? А еще позже – казнил собственного старшего сына и наследника Криспа, а также жену Фавсту. Поступки, достойные деспота, а не истинно верующего! Наконец отмечают, что Константин крестился лишь на смертном одре, приблизительно через двадцать пять лет после предполагаемого обращения. Неужто лишь тогда он наконец «увидел свет»?

По всем этим причинам ученые конца XIX и XX века немало спорили о том, стал ли Константин искренним сторонником христианства. Однако современные историки, как правило, рассматривают те же свидетельства в ином ключе.

Совершенно верно, что и после событий 312 года Константин продолжал использовать в своей личной пропаганде образ Sol Invictus, иногда даже чеканя рядом с ликом бога-солнца свой собственный профиль. Но это не свидетельствует, что он поклонялся каким-то иным божествам, кроме христианского бога. Христиане до Константина порой отождествляли Христа с солнечным богом – и, как я уже писал, Константин, скорее всего, также не предпочел Христа солнечному богу, а их отождествил.

То, что Константин не всегда – например, на Триумфальной арке или на монетах – определял своего бога как бога христиан, вполне может объясняться и иными причинами. Прежде всего стоит подчеркнуть, что не сам Константин выбирал надпись для арки. Этот монумент воздвигли в его честь другие, но не он сам.

Еще более важно то, что у Константина, скорее всего, были серьезные причины не выставлять свои новые религиозные убеждения напоказ. Как пишет современный исследователь Константина Гарольд Дрейк, Константин осознавал себя правителем не только христиан, но и всего населения империи – христиан, язычников и иудеев. Поэтому, исповедуя монотеизм, он стремился не оскорблять чувства и своих иноверных подданных. Константин не стал бы публично демонстрировать свою приверженность христианству – для этого он был слишком политиком. Однако и изменять своим монотеистическим убеждениям он не хотел. Стремясь сохранить баланс между двумя своими лояльностями, христианской и имперской, и совместить их друг с другом, Константин тактично выбирал такой публичный язык, которым сможет выразить свои убеждения, не отталкивая от себя приверженцев иных вер [27] .

Что касается того, что Константин вел себя не как христианин, напротив, делал такие вещи, которые христианская этика решительно порицает, – не стоит забывать, что обращение его не было мгновенным принятием всех традиционных христианских верований, практик или моральных установок. Более того: историку стоит быть осторожным с самим представлением о том, что значит «быть христианином», и не пытаться судить Константина сообразно нашим понятиям об этом. Верно ли, что человек, совершающий дурные поступки – не христианин? В самом деле, некоторые действия Константина никак не сочетаются с традиционной христианской моралью. Но, с другой стороны, он управлял империей. Попробуй он править Римом в стиле Нагорной проповеди – и месяца бы не протянул.

А как насчет решения Константина откладывать крещение до последней минуты? Это, пожалуй, самый слабый аргумент: ведь такая практика была довольно распространенной, особенно среди христиан, серьезно относившихся к богословскому мнению, что грехи, совершенные после крещения, не могут быть прощены и ведут к вечному наказанию. Такое мнение мы встречаем уже в Новом Завете: «Ибо если мы, получив познание истины, произвольно грешим, то не остается более жертвы за грехи, но некое страшное ожидание суда и ярость огня, готового пожрать противников» (Евр. 10:26–27; см. также Евр. 6:4–6). Едва ли стоит удивляться, что человек, верящий в это, будет оттягивать крещение до последнего момента. Так многие и поступали.

На самом деле у нас имеется множество вполне убедительных свидетельств, что на протяжении своего царствования Константин был серьезным, искренним христианином, – пусть даже он лишь постепенно приходил к пониманию того, что это означает. Среди его политических решений, принятых после битвы у Мильвийского моста – многочисленные льготы и знаки благоволения христианским церквям. Через несколько месяцев после взятия Рима он заключил со своим соправителем Лицинием, который после смерти Галерия в 311 году стал императором Востока, соглашение о полном прекращении гонений на христиан, начатых десятью годами ранее, при Диоклетиане. Так называемый «Миланский эдикт» (на самом деле не эдикт и принятый вовсе не в Милане) даровал всем жителям империи полную религиозную свободу, раз и навсегда покончив с преследованием христиан [28] .

Но христианство было не просто декриминализировано: из положения гонимой религии оно стремительно поднялось до статуса религии «наибольшего благоприятствования». Константин организовал и профинансировал строительство множества христианских церквей как в Риме, так и за его пределами: самая известная из них – Латеранская базилика, в истории христианства прославленная как официальный собор римского епископа (т. е. папы). Он расточал благодеяния христианским священнослужителям. Он заставил власти провинции Африка вернуть христианским церквям все имущество, конфискованное во время гонений.