Первые бактерии появились, вероятно, более 3,5 млрд лет назад и на протяжении почти миллиарда лет были единственными живыми существами на нашей планете. Некоторые виды бактерий выживают при температуре +90 С, другие выживают на высоте до 30 км над уровнем земли. Существуют бактерии, способные к фотосинтезу, им даже нет необходимости добывать себе пропитание, чтобы выжить. При таких способностях, с точки зрения прогресса и естественного отбора, все виды живых существ должны стремиться эволюционировать до уровня бактерий, самых приспособленных к жизни на земле живых существ.

Рассуждая в логике гипотезы о развитии видов живых существ, бактерии должны были бы оставаться единственными обитателями планеты Земля, если бы их развитие зависело исключительно от требований естественного отбора, им просто было незачем усложняться. Микромир живых существ, в котором есть свои травоядные и хищники, который подчиняется своим собственным законам развития и существует в параллельной с нами реальности, гораздо менее зависимый от изменений внешней среды, чем млекопитающие, существующий вне времени и, вероятно, даже не подозревающий о нашем существовании, является идеальной сбалансированной системой, не требующей никакого дополнительного развития.

Вопрос, – для чего простейшему микроорганизму, идеально приспособленному к среде обитания, имеющему огромнейшие возможности по размножению и распространению на планете Земля, превращаться в белого медведя, – который должен был бы стоять первым среди вопросов, на которые стоило бы ответить при анализе теории эволюции, Ричард Докинз, как в книге «Слепой часовщик», так и в последующих книгах, обходит молчанием.

Превращение микроорганизмов в сложноорганизованные виды представляется точно таким же практически невероятным событием, как и превращение неживой материи в живую. Совершенно очевидно, что повинуйся развитие живых существ действительно естественному

отбору, их развитие шло бы не от простейших к высшим, а, наоборот, по пути упрощения структуры и повышения выживаемости. Иными словами, отвечай за развитие видов «слепой часовщик», они просто никогда бы даже не возникли, а наш мир, очень может быть, существует не благодаря, а вопреки естественному отбору.

В действительности, если заглянуть в историю возникновения теории эволюции, то оказывается, что книга Чарльза Дарвина «Происхождение видов» была опубликована в 1859 году, а микробиология получила своё развитие лишь в 1880-1890 гг., то есть на 20—30 лет позже. Её развитие было связано с работами Роберта Коха, создавшего новые методы и общие принципы ведения исследовательской работы в этом направлении, на момент создания теории происхождения видов у Чарльза Дарвина просто не было достаточных знаний, чтобы его теория была больше приближена к действительности. Знай Дарвин, что микроорганизмы гораздо лучше приспособлены к окружающей среде, чем прочие живые существа, мы бы сейчас вполне вероятно жили в мире под властью теории регресса живых существ и той идеи, что вирусы являются вершиной эволюции.

Однако, границы нашего незнания простираются гораздо дальше, чем мог бы даже предположить Чарльз Дарвин. Если во времена Чарльза Дарвина даже микромир живых существ был совершенно не известен, то что говорить о таких областях знаний, как квантовая теория поля, и о том, что в соответствии с современными научными представлениями о физике Вселенной, вещество – это в действительности всего лишь одна из форм материи, которая обладает массой покоя, в отличие от некоторых типов полей, таких как, например, электромагнитное. и если это так, то чего стоят все представления о теории эволюции, построенной на идее о случайном превращении неживой материи в живую, если даже знания о матери уже давно совершенно иные, чем те, на которые опирались теоретики происхождения жизни на Земле в XIX веке.

Мы давно заблудились и потерялись в мире, который окружает нас. Современные исследователи точно так же ограничены в своих знаниях об окружающей действительности, но ещё и ограничены в своих выводах рамками допустимого в границах академических теорий. Современная наука из инструмента познания превратилась в новую религию, где определяющим является авторитетное мнение, а не анализ накопленных фактов. Со стойкостью религиозных фанатиков современные научные деятели доказывают всем, что ничего, помимо того, что они знают об окружающем нас мире, нет и быть не может, а наука в их руках из метода превратилась в догмат веры, в которой гипотеза Чарльза Дарвина превратилась в священное писание, отступление от которого обрекает на отлучение от науки и получение клейма «ненаучно».

Помимо естественного отбора и мутаций, в мире вполне вероятно действуют иные силы, возможно, подчиненные творческому началу, обладающему конечным замыслом, которое заставляет развиваться, а может быть, и создавало новые виды живых существ не благодаря, а вопреки естественному отбору, и при этом идеально приспособленными к той природной среде, куда они помещены, и такая гипотеза имеет гораздо больше прав на существование, чем та, которая утверждает, что всё возникло само по себе.

Но точно так же можно предположить, что вполне вероятно мы вообще очень искаженно воспринимаем окружающий нас мир, заблудившись в теориях и предположениях, отвергнув опыт предыдущих поколений и доверившись светилам науки, мы вполне вероятно живём не на вершине прогресса, а в темноте безумия и незнания, лишенные памяти о своём прошлом, и лишь мифы хранят память о том, что же было вначале, и как создавался наш мир.

Когда-то Бертран Рассел написал в своей «Истории западной философии»:

«…“Тимей” имел более сильное влияние, чем все другие произведения Платона, что представляет любопытное явление, так как он, конечно, содержит больше просто глупостей, чем можно найти в других его произведениях» (Рассел Б. История западной философии. В 3 кн. Кн. 1.).

А между тем, именно в диалоге Платона «Тимей» наиболее полно дошли до нас представления древних об устройстве вселенной, и кажется мне, что то, что Платона читают спустя 2,5 тысячи лет, как нельзя больше свидетельствует о ценности его трудов. и очень похоже, его будут читать ещё через 2,5 тысячи лет, а рассуждения Бертрана Рассела, лишь подчеркивающие его наивное ребячество и хамство, как, впрочем, и слабые рассуждения Ричарда Докинза, очень скоро исчезнут с книжных полок.