– Тогда твоей сестре не стоило оставлять их здесь!

– Она умерла.

В словах парня столько грусти. Мне не просто жаль, что накричала на него, мне хочется подойти ближе и успокоить его. Вытряхиваю из головы глупые мысли.

– Но письма были у меня в шкафу.

– Они тебе не принадлежат. Как и шкаф, стоить заметить, – категорично заявляет парень.

– Это дом моей бабушки. Все в нем – собственность нашей семьи.

– Не обязательно.

Неужели мебель его сестры могла каким-то образом оказаться у бабушки?

– С какой стати кому-либо оставлять свою мебель в чужом доме?

– Потому что иначе никак.

– И почему же иначе никак?

– Такова смерть.

Я всматриваюсь в его лицо, в его гордое выражение.

– Твоя сестра была знакома с моей бабушкой?

– Не думаю.

– Когда она была здесь?

– В последний раз в день своей смерти, в 1692 году. – В словах нет ни намека на сарказм.

Я меряю парня хмурым взглядом. Как и в прошлый раз, он одет во все черное: черные брюки, черные туфли и черный тонкий кашемировый свитер. Одежда идеально сочетается с британским акцентом. Волосы волнами обрамляют лицо, а пахнет от парня свежевыстиранным бельем. Я качаю головой, разозлившись, что даже посмела предположить, будто он говорит правду.

– Давай начистоту! Ты либо сошел с ума, либо прикалываешься надо мной. К тому же ты прикасался ко мне. Зажимал рот. Ты не можешь быть привидением. Должно быть, это Лиззи решила так дурацки пошутить.

– Теперь понимаю, приходить сюда было ошибкой. – Он поднимается и идет к двери.

Я спрыгиваю с кровати и приземляюсь на мягкий белый ковер.

– Не думай, что…

Перед глазами плывут черные точки. Не стоило подниматься так быстро. Меня шатает…

– Саманта?

Тянусь к прикроватному столбику, но парень подхватывает меня под руку и помогает устоять.

– Ложись в кровать. Ты больна.

– Не указывай, что мне делать, – огрызаюсь на него с этим его акцентом, позволяя опустить себя на постель. – Я звоню в полицию.

– Не советую.

Парень направляется к двери, но не пытается взяться за ручку или открыть замок. Он просто шагает дальше и исчезает, проходя прямо сквозь дерево.

В школьном автобусе я сажусь на темно-синее сиденье из кожзаменителя, Джексон опускается рядом. Одноклассники возбужденно гудят, разбиваясь по парам. Пятничная школьная экскурсия – что может быть лучше! Мистеру Уордуэллу не сразу удается вставить слово.

Когда класс с горем пополам размещается, автобус, покачиваясь, пускается в путь. Я ощупываю маленький пластырь на правой стороне лба.

– Болит? – спрашивает Джексон.

– Не особо. – Я вытаскиваю клубничный блеск и мажу им губы. – Больше унизительно, чем болезненно.

– Все говорят, что Лиззи наложила заклятье и ты в прямом смысле этого слова пролетела через весь коридор, врезаясь в шкафчики. В общем, Салем сходит с ума, что нам и так известно. – Он протягивает карамельку, но я отказываюсь.

Согласна, звучит безумно, и неделю назад я бы сама посмеялась. Но нельзя отрицать, что каждый раз, когда я оказываюсь рядом с Лиззи, происходят странные вещи.

– На самом деле я просто эпично грохнулась.

– Да, не буду лгать, то еще невезение.

– Со мной всегда так.

– Слушай, серьезно, я и раньше видел, как Наследники ополчались против кого-нибудь. Не волнуйся, они скоро потеряют интерес. Наследники просто кайфуют, когда люди верят, будто они умеют колдовать. Ты стала идеальной целью для демонстрации.

– Возможно. Меня просто выбивает из колеи ерунда, творящаяся в доме, – говорю не подумав. Я только начинаю осваиваться в нашей дружбе и не готова рассказывать ему о камне или о том, что случилось сегодня ночью. Я сама еще ничего не понимаю. Это звучит безумно.

– Какая ерунда? – Улыбка Джексона исчезает.

– Послушайте все, – раздается голос мистера Уордуэлла из передней части автобуса. – Мы собираемся в Галлоуз-Хилл. Прежде чем мы выйдем, хочу, чтобы все поняли: вы должны оставаться в пределах обозначенной области. Иначе всю экскурсию вы проведете в этом автобусе.

Он выводит нас на парковку.

– Так что за ерунда творится у тебя в доме? – повторяет Джексон, когда мы идем по круглому, поросшему травой полю, окруженному небольшими холмами и кустарниками.

Я кидаю взгляд на Лиззи и Джона, идущих впереди группы.

– Потом расскажу.

– Как всем вам известно, – начинает мистер Уордуэлл, – когда в 1692 году жителей Салема обвинили в колдовстве, их приговорили к повешению. Колдовство было серьезным преступлением, караемым смертной казнью, и люди верили, что, убив человека, который умеет колдовать, они не позволят дьяволу обрести приют в их городах.