– Он бил меня ремнем и все приговаривал: «Шлюхам не место в моем доме». Он повторял это и повторял… А рядом плакала мама, просила меня отпустить, но он только вытолкнул ее из комнаты и продолжил. Самое обидное, что у меня и в мыслях не было позволять Киру нечто большее, чем пару поцелуев. Но с того дня… Расхотелось и этого.

Руки генерала снова нежно скользнули по моим плечам, он сжал меня в объятиях крепче, еще раз коснулся губами лба, виска, скулы. Я запрокинула голову, бессовестно подставляя губы под новый поцелуй, который не заставил себя ждать. И на этот раз он оказался медленнее, спокойнее и нежнее.

– Бедная моя девочка, – пробормотал Шелтер тихо, отстраняясь и заглядывая мне в глаза. Его пальцы вновь ласкали кожу на щеке, и я непроизвольно зажмурилась от удовольствия. – Теперь мне многое стало понятней. Кроме одного: как ты можешь называть то место своим домом? И ради этого человека ты рисковала, вступаясь за него перед солдатами?

Я пожала плечами.

– Он мой отец. Единственный родной мне человек. Да, он часто обижал меня. И маму. Но… Семью не выбирают.

Как судьбу и любовь, подумалось мне, но я не стала озвучивать.

– Он больше тебя не обидит, – заверил Шелтер. – Ты туда не вернешься.

Наверное, его слова должны были меня успокоить, но мне почему-то стало ужасно грустно и тоскливо. Не потому что я скучала по отцу. Я скучала по Оринграду. По запаху моря, по крику чаек, по портовому шуму. По узким, порой невообразимо кривым улочками, по моим гостям, с некоторыми из которых у нас сложились почти дружеские отношения, по Анне Кроули. Я скучала даже по лохматому, вечно голодному Бардаку, а от мысли, что больше не смогу навестить могилу матери мне хотелось плакать.

И, кажется, я вывалила на Шелтера все эти сумбурные мысли и чувства бессвязным лепетом между его поцелуями, которыми он снова и снова покрывал мое лицо, пока я наконец не успокоилась окончательно. Дрожь унялась, ноги теперь держали меня увереннее, а что глаза слезились… Так это просто солнце резало их, поскольку мне приходилось запрокидывать голову.

– И что теперь? – спросила я, когда мы отстранились друг от друга чуть дальше.

Сейчас я могла лучше видеть лицо генерала, такое спокойное и бесстрастное, как и всегда. Лишь глаза выдавали его с головой, словно он забыл поставить обычный зеркальный щит. В этих глазах я видела и странную тоску, и горячее желание, и даже нечто похожее на страх. Неужели генерал Шелтер может чего-то бояться? Неужели он может бояться меня?

Логично было предположить, что ему нужно нечто большее, чем просто поцелуи посреди цветущего поля. Готова ли я была это дать? Я не знала. Меня тянуло к нему, нравилось ощущать его прикосновения, но слова отца все еще звучали в ушах: «Шлюхам не место в моем доме». А как еще назвать женщину, что с готовностью и желанием и ложится в постель к мужчине, который не является ее мужем?

Наверное, Шелтер прочел противоречивые мысли и понял охватившую меня внутреннюю борьбу, улыбнулся и покачал головой.

– Ничего, Мира. Через три дня я уеду. И не знаю, когда вернусь. Если вообще вернусь. Ты будешь меня ждать?

– Буду, – легко выдохнула я.

Конечно, а как же иначе? Неужели у него еще остались сомнения?

– Вот заодно и узнаю, каково это: быть там, когда тебя ждут здесь, – с улыбкой заметил генерал. – И каково возвращаться сюда, когда тебя кто-то ждет.

Я снова шагнула к нему, убивая едва восстановившееся расстояние, коснулась рукой его лба и очертила указательным пальцем защитный круг. Не без труда дотянулась губами до его центра, Шелтеру пришлось наклониться, чтобы у меня получилось.

– Пусть Тмар вас хранит. Я буду молиться за вас, генерал Шелтер.

Он улыбнулся, снова обнимая меня и целуя.

Это был длинный, солнечный и невероятно радостный для меня день. Пожалуй, я не могла припомнить другого такого за последние несколько лет, а может быть, и за всю мою жизнь!

Нацеловавшись в поле так, что у меня заныли губы, мы поехали дальше. Оказалось, что окрестности генеральского дома богаты на живописные места. Здесь даже нашелся водоем. Конечно, он не был похож на море, просто маленькое озерцо или даже пруд, но я с удовольствием окунула в него ноги, хоть для этого и пришлось снять чулки. На предложение присоединиться ко мне, генерал Шелтер лишь скрестил руки на груди и со своей обычной ухмылкой заявил:

– Я залезу в эту воду только в одном случае: если мы с тобой решим поплавать нагишом.

За что и был обрызган с ног до головы.

Когда нас одолевал голод, мы заезжали в какой-нибудь небольшой городок, где рядом с рыночной площадью всегда можно было найти несколько кафе. В одном повар прямо при нас пожарил в кипящем масле плоские булочки, растянув тесто руками так, что в центре образовался совсем тоненький слой. Еще горячую зарумянившуюся лепешку он обмакнул в сахарную муку, перехватил шуршащей бумагой и вручил мне. Я от нетерпения обожгла об нее язык и губы.