В этом мире, в этом городе…
вернуться

Коллектив авторов
Шрифт:
* * *
Двадцатый век – как отдалённый гром…Строка в душе, пила в руке – совместны.В арбе он возит рядом с топоромрубанок, скобель, долото, стамески.…На ставне вырезает ли узордля заново отстроенного домаили стихи вставляет в разговор,звучащие так мудро и знакомо, —всё это в лад выходит у него:едины совесть, труд и мастерство.…Народ помянет плотника добром,чтоб окна были светлыми в деревнях,он топором владеет, как пером,не различая два искусства древних.
2
Жизнь – странствие. Бездонно голубынад степью небеса – до всех окраиндошла известность старенькой арбы,но славен сквозь года её хозяин.…Второе отделение – для книг,хранящих честь родной татарской речи…Мифтахетдин далёко в степь проник,уже и до Сибири недалече.Не сдюжит сердце белого муллы [2] :неужто по вельможным указаньям —пробившим твердь тысячелетней мглы,конец придёт преданьям и сказаньям?Неужто жехранимые векаразвеяны ветрами легче пуха,исчезнут из родного языкапонятья чести, совести и духа?!

2

Белый мулла – дословный перевод имени Акмулла

* * *
Мифтахетдин урок даёт в степи.Давно уж псевдонимом стало званье,Наслышаны о нём через стихив самой Казани, даже в Заказанье.Но неприязнь он чувствует нутром,его отнюдь не причисляют к лучшимте, кто одним тяжёлым топоромнаводят мост к людским заблудшимдушам.Он учит… По складам ученикиуже урок заучивают дружно:пусть гололобы, эти степнякисвою Казань восславят, если нужно.Всё будет – государство, горы книг,коль жив родной язык, язык надежды;дух не исчезнет, если впрямь велик,когда обрядят в новые одежды.
* * *
Вот потому и ездит на арбекниг, преданных анафеме, собранье.Сквозь все преграды верен будь себе.сквозь горечь слёзнеси своё призванье!Чтоб в человека превратить раба,под вездесущим недреманным глазом,везёт по свету Акмуллы арбанадежду,утешенье,ум и разум.Он ровня всем,ко всем идёт с добром,три нации степных к нему с почтеньем…Кровь разгоняет звонким топором,дух утешает, воскрешает чтеньем.Мир потрясать – врываются гурьбой:всласть покричали – и уже их нету…Всю жизнь с чужою странствовать арбой?Эх, до чего своя нужна поэту…
3
И собственное место на арбе,своё – во всех скитаньях и тревогахсвоё – под солнцем – он отвёл себе.Необходимо мастеру в дорогах:раз – не бояться чёрного труда,два – у горячих слов обогреваться,особенно когда тебя года,как таракана, выморозить тщатся.Первопроходец, странный человек,упрям и неуступчив по натуре,он место знал своё.Двадцатый векего манил в объятья к новой буре.Мулла нарёк его – Мифтахетдин.Чего он сам достиг в духовном званье?Не ради жесверкающих сединстепной народ нашёл ему прозванье?!Он сын татарки-матери.Но в мирпришёл со всеми поделиться светом.Не зря казах, татарин и башкирего доныне чтут своим поэтом!…в поклоне низком перед ним склонясь,подумать, вновь подумать, подивясь,и гордость ощутить, не возгордясь…
* * *
Ему хватало места самому,но дань платил он часто злой невзгоде:дубасила судьба, вела в тюрьму,но песни оставались на свободе.Поэты схожи судьбами поройв том, как упорно им ломают крылья…В скитаньях Акмуллы есть лад и стройгероики грядущего Джалиля.Вот говорят, с женитьбой не везло,но белизна и боль так часто вместе!Известно, как по жизни тяжелоидти дорогой совести и чести.Он и в Казань по этому путипришёл, в литературный спор вникая,но места своего не смог найти:когда б изведал он судьбу Тукая!Поэта бы, как боль, забыть давно,но под повязкой лести и обмана,как ни анестезируй, всё равнонародная щемит и ноет рана!
* * *
…Прошло столетье в славе и борьбе,скрипит арба земной дорогой грешной…Желал бы всем собратьям и себетакой судьбы,такой арбы неспешной!Мы думаем, стремителен наш бег,но, в наставленье всем порывам нашим,арба въезжает в двадцать первый век.Мы смотрим вслед ейи платочком машем…

Перевод с татарского

Равиля Бухараева

Василий Аксёнов

Зеница ока

Бабушка Евдокия, она же Авдотья, она же Баба Дуня, как её звали в коммунальной квартире, родилась в глубинной Рязанщине в 1860 году, в крестьянской семье, то есть до годовалого возраста в записях числилась как крепостная помещиков Лесковых. В вольнокрестьянском сословии возросла, вышла замуж за неспокойного Збайковичева Василия, что слыл «пьющим, драчливым и до чужбинки охочим», и прижила с ним двенадцать чад, из коих зрелых лет достигли четверо.

К 1942 году из этих четверых только одна Аксинья оказалась опорой бабы-Дуниной старости в чуждом её крестьянской душе мире, в переполненных эвакуацией Булгарах, большом трамвайном городе на Волге. Дочь Мария с семейством неизвестно как страдали в Донбассе, под игом неприятеля. Младший сын Адриаша в профессорских чинах учительствовал в самой сердцевине Азии и там хотя бы не унижался голодом. Старший же Павлуша, грянув в прах с большевицкой верхотуры, уж пять лет как полностью не присутствовал, прими его под свой покров, Пресвятая Богородица.