Шрифт:
Не успел наш виртуоз дотянуть последнего стиха, как в станке раздался топот пляски, хлопанье в ладоши и смех, да такой звонкий, ребячий смех, что у парня выпал смычек из рук, и язык прильнул к гортани. Пляска продолжается, а хохот все звенит громче и громче. Залег у мужика на сердце этот веселый хохот: дай, думает, вырублю огонька, да посмотрю, кто такой жив-человек тут потешается. Сказано – сделано. Ударил мужик огнивом по кремню: посыпались искры, запылал трут, умолкли пляска и хохот; по прежнему он один в избе, а ветер воет в снежных вершинах гор и наводит на мужика думу, что вот сейчас войдет к нему в избу только что зарытый покойник. Парень думал опять разогнать страх музыкой, но прежде чем взялся за скрипку, спрятал зажженный жирник в берестяной бурак. Не успел он пропеть:
Грумант остров – он страшон, Кругом льдами обнесен, И горами обвышон И зверями украшон…как снова послышались пляска, хлопанье в ладоши и смех. Парень, как угорелый, поскорей выхватил жирник из бурака, и перед ним сверкнули ясные очи молодой девки. Она испугалась, но и мужику было не лучше: весь дрожит, и бьется как в лихорадке, и не может отвести глаз от ее румяных щек да русых кудрей. Девка как будто застыдилась и закрыла лицо волосами.
– Не нужись, хорошая, – сказал мужик, – дай насмотреться на тебя, а потом хоть в пору и умереть.
От этих слов девка ободрилась и, отбросив назад косы, отвечала ему:
– Твоя воля! Твоя власть! Если ты однажды увидал меня, то властен заставить меня хоть и век жить с тобой. А со мной тебе здесь жить будет не худо: только не покидай меня да не уезжай отсюда. Если же бросишь меня, то будет беда, а уйти тебе от меня некуда.
Была ли то добрая сестра старухи или полюбился ей парень, только стали они жить да поживать вдвоем как нельзя лучше. Молодица берегла промышленника от цинги и всяких нужд, загоняла песцов в его ловушки, доставляла ром целыми анкерами. Житье мужику, да и только!
И прижил он со страшной подругой сына, но надоела ему эта жизнь, и сердце просится на родную Русь. Вот раз, как молодицы не было дома, пришла к тому месту ладья и стала поспешно грузиться шкурами, салом да гагачьим пухом; затем вздулись паруса и сильный северный ветер погнал ее стрелою на Норд-Кап. Уже судно отплыло от острова верст на десять, как вдруг промышленники услышали визг, да такой пронзительный, что он даже заглушил вой ветра в парусах. Потом они увидели что-то летящее по воздуху за ладьей: предмет упал близ самой кормы, и в нем узнали младенца, прижитого Василием с сестрой старухи.
Теперь скажем несколько слов про грумантского пса, которого так боятся и честят груманланы. В их воображении это злой и гордый дух, обладатель Шпицбергена. Чтобы несколько задобрить его, обыкновенно кидают первого убитого на острове оленя на утес, слывущий под названием Болвана без шапки.
Грумантский пес живет в каменных ущельях шпицбергенских утесов, не скучая, потому что всегда окружен сестрами старухи-цинги. Случалось промышленникам видеть его на карбасе вместе с красавицами сестрами. Этот дух является почти всегда в человеческом образе и даже имеет людские слабости. Так как он любитель горячих напитков, то, в случае оскудения винного запаса, перелетает с северным ветром на Норд-Кап и выжидает там судна с ромом и спиртом. Когда суда, нагруженные этим добром, подплывают к Норд-Капу, он надувает их паруса резким южным ветром, ломает снасти, разметываете суда, а плавающие бочки с ромом и спиртом гонит волнами на свой пустынный, каменный остров.
Промышленники нашли где-то необъятной величины вертеп, природой устроенный в каменной горе: живое их воображение тотчас превратило этот грот в баню, где грумантский пес парится накануне всякого праздника. Они уверяют даже, что заставали каменку еще довольно теплой и возле нее находили соразмерной величины опаренные веники. Должно однако ж при этом упомянуть, что на Шпицбергене нет ни сучка не только лиственного, но даже и хвойного леса.
Охотник, желающий снискать дружбу грумантского пса, отправляется ночью во время новолуния один в пещеру, находящуюся близ утеса, называемого Болваном без шапки. Он берет с собой нож, которым, пришедши в пещеру, очерчивает около себя круг и втыкает нож вне черты круга; тогда ему слышится громкий собачий лай, впрочем, кроме его никому не слышимый; спустя несколько времени, в самую глухую полночь, вбегает огромный черный пес.
Тогда промышленнику остается только ходить за этим псом, для всех других невидимым и не слышимым, и он едва будет успевать носить в избу застреленных зверей. Пес пригоняет в его ловушку несметное число песцов, наводит на меткое дуло винтовки целые стада диких гусей и указывает места гагачьих гнезд, изобилующих дорогим пухом.
Мы упоминали о Болване без шапки. Это утес на южном берегу Шпицбергена, имеющий поразительное сходство с человеком, стоящим без шапки, боком. С этим утесом связана легенда о норвежском принце-чародее, удалившемся на Шпицберген со своей возлюбленной, дабы там на просторе заниматься колдовством. Но грумантский пес украл красавицу и спрятал ее на этом утесе.
В заключение этой статьи скажем несколько слов о сказочных животных.
Кто ни слыхал или ни читал повествований о драконах, крылатых змеях, грифонах, Левиафане, птицах роке и фениксе, единороге, исполинском раке кракене и т. п. Сказки древних и новых народов, особенно арабские, богаты этими диковинками, которые помещались, обыкновенно, в странах земли малоизвестных или вовсе неисследованных. Большая часть этих баснословных сказаний имели основанием своим действительность, и первообразы сказочных животных можно найти между останками допотопных тварей, живших в геологические эпохи. Здесь не место развивать этот вопрос, и мы ограничимся немногими словами, заключающими в себе сущность древних сказаний о птице Феникс, возрождающейся из собственного пепла и представляющей мифический смысл возрождения материи и бессмертия создания.