Шрифт:
XVII
Императору Николаю I предстояло разрешить те исторические задачи, которые, в силу разных причин, не удалось разрешить его отцу Императору Павлу I и его старшему брату - Императору Александру I. Исторический путь, который мог оздоровить Россию - указал Имп. Павел. Этот путь состоял в организации национальной контрреволюции против идейного наследства оставленного революцией Петра I. В зависимости от существующей политической обстановки, национальная контрреволюция могла иметь характер стремительный, чисто революционный, или же иметь характер постепенных реформ, преследующих цель восстановления русских религиозных, политических и социальных традиций. Основные цели национальной контрреволюции должны были быть таковы: Замена политических идей европейского абсолютизма, на которые со времен Петра I опиралась царская власть, политическими идеями Самодержавия. Для того, чтобы Православная Церковь снова могла стать духовным руководителем народа, необходимо было освободить ее от опеки государства, ликвидировать Синод и восстановить патриаршество. Освободить крепостное крестьянство. Во всех случаях, когда это предоставляется возможно, управление с помощью чиновников заменить самоуправлением. Превращение Русской Европии снова в Русь не обошлось бы, конечно, без тяжелой борьбы с масонством, европейцами русского происхождения и крепостниками не желавшими отказаться от владения "крещенной собственностью". И в свободной Православной Церкви и в свободном крестьянстве, жившем все еще идеями православия и самодержавия, царская власть получила бы сильную опору для борьбы с противниками, восстановления русских исторических традиций, приверженцами крепостного права, и сторонниками дальнейшей европеизации. Взамен масоно-интеллигентского мифа о Николае I "- как "Николае Палкине", бездушном и жестоком деспоте, не нужно создавать в угоду "политическим сладкоежкам" миф о Николае I, как царе достигшем чистоты и глубины монархического миросозерцания царей Московской Руси, ясно понимавшем какие исторические задачи предстояло ему разрешить, и поступавшего всегда в соответствии с историческими задачами своей эпохи. Таким царем Николай I не был. Но обвинять его за это не приходится. Настоящего национального мировоззрения в эпоху царствования Николая I не было, такое мировоззрение только развивалось в умах выдающихся людей Николаевской эпохи: Пушкина, Гоголя, Кириевского, Хомякова, Аксакова, Достоевского и других. И они тоже - только приближались к национальному мировоззрению, только начали восстанавливать традиции входившие в состав этого мировоззрения. Слишком длителен был отрыв русского высшего общества от религиозных, политических и культурных традиций русского прошлого. В этом же направлении развивалось и мировоззрение Николая I. Доказательством этого является появление взгляда, что основой дальнейшего развития России в будущем должны стать "Православие, Самодержавие и Народность". Появление этой формулы знаменует отказ от идейного наследства Петровской революции, идей просвещенного абсолютизма и духовного подражания Европе. Формулу "Православие, Самодержавие, Народность" провозглашает министр народного просвещения гр. Уваров. Но провозглашение этой формулы могло состояться, конечно, только в том случае если Николай I считал ее верной и она отвечала его взглядам. Формула - еще не стройная политическая идеология. Появление формулы "Православие, Самодержавие, Народность" - было лишь зарницей, предвещавшей зарю Русского Национального Возрождения, свидетельством желания у Николая I вернуться к политическим принципам русского самодержавия. Но от провозглашения гр. Уваровым указанной выше формулы до понимания конкретных задач национальной революции было еще далеко. Лев Тихомиров неоднократно подчеркивал в "Монархической государственности", что "в отношении политической сознательности Россия всегда была и остается до крайности слаба. От этого в русской государственности чрезвычайно много смутного, спутанного, противоречивого и слабого.... Без сомнения сила инстинкта в русском народе очень велика, и это само по себе ценно, ибо инстинкт есть голос внутреннего чувства. Прочность чувства, создающего идеалы нравственной жизни, как основы политического существования - качество драгоценное. Но им одним нельзя устраивать государственные отношения. Для сильного, прочного и систематического действия, политическая идея должны осознать себя как политическая. Она должна иметь свою политическую философию. "Этого у нас никогда не было, - с грустью замечает Тихомиров, ...при множестве крупнейших, даже гениальнейших работников мысли, Россия все-таки не обнаружила достаточной степени познания самой себя и своих основ, для выработки сознательной системы их осуществления. В этом, конечно, никто не виноват. Это просто исторический факт. Но знать его необходимо. Если мы можем получить надежду пойти вперед, совершенствоваться, то лишь при том условии, если будем знать, что у нас, оказывается слабо, чем обусловлены неудачи проявления и того, что само по себе сильно..." "Монархический принцип, - пишет Тихомиров, развивался у нас до тех пор, пока народный нравственно религиозный идеал, не достигая сознательности, был фактически жив и крепок в душе народа. Когда же европейское просвещение поставило у нас всю нашу жизнь на суд и оценку сознания, то ни православие, ни народность не могли дать ясного ответа на то, что мы такое, и выше ли мы или ниже других, должны ли, стало быть, развивать свою правду или брать ее у людей ввиду того, что настоящая правда находится не у нас, а у них". "Пока перед Россией стоял и пока стоит этот вопрос, монархическое начало не могло развиваться, ибо оно есть вывод из вопроса о правде и идеале. Чувства, инстинкта - проявлялось в России постоянно достаточно, но сознательности, теории царской власти и взаимоотношений царя с народом - очень мало. Между тем сознательность становилась тем необходимее, что бюрократическая практика неудержимо вводила к нам идею абсолютизма, а Европейское влияние, подтверждая, что царская власть есть нечто иное, как абсолютизм, отрицало ее. В XIX веке русская мысль резко раскололась на "западников" и "славянофилов", и вся "западническая" часть вела пропаганду против самодержавия. В XVIII веке уже сказано было устами "Вадима": Самодержавие всех зол содетель: Вредит и самую чистейшу добродетель, Свободу дав Царю тираном быть... За XIX век, все течение образованной западнической мысли, создавшей так называемую "интеллигенцию", - вело пропаганду против самодержавия - по мере цензурной возможности в России, и со всей откровенностью в заграничной своей печати. Национальная часть образованного общества не могла не пытаться отстоять свое историческое русское учреждение монархии... В этом долгом историческом споре, идея монархическая до некоторой степени все-таки уяснялась. У наших великих художников слова Пушкина, Гоголя, А. Майкова и др.
– попадаются превосходные отклики монархического сознания. (В этом отношении много материала собрано у г. Чернаева в его сочинениях о Самодержавии). Но все это отзвуки чувства, проявления инстинкта, который столь силен вообще в русской личности, что неожиданно сказывается даже в самых крайних отрицателях, как напр. М. Бакунин." "В смысле же сознательности, монархическая идея уяснилась по преимуществу публицистическим путем, в споре с противниками, но не строго научным анализом. Труды научные, оставаясь более всего подражательными, вообще почти ничего не дали для уяснения самодержавия и чаще всего служили лишь для его безнадежного смешения с абсолютизмом" (Лев Тихомиров III. стр. 124). И Пушкин, и Гоголь и славянофилы не имели ясного представления что и как было необходимо делать, чтобы быстро излечить исковерканную Россию. Все они хорошо понимали только то, что со времен Петра I Россия целых 125 лет шла по ложной дороге, не свойственной русским традициям. У Пушкина и у Гоголя и у славянофилов уже высокого уровня достигло понимание самобытности русского народа, но не было еще правильного понимания происхождения Самодержавия, недооценивалось значение восстановления патриаршества и т.д. Николая I, например, часто упрекают, что в славянофилах он не увидел своих политических единомышленников. Эти упреки несправедливы. Настороженность Николая I к идеологии славянофилов имела реальные основания. Он, которого так часто упрекают в недуховности и в нелюбви к "умственности" был умственно достаточно чуток, чтобы понять ложность взглядов славянофилов о происхождении Самодержавия. К. Аксаков, например, развивал совершенно ложную теорию об отношении русского народа к государственной власти и государству. Русский народ, доказывал он, не любит власти и передал всю полноту власти царю с целью отстраниться от грехов связанных с властвованием. Отстранившись от власти народ имеет возможность вести более христианскую жизнь так как все грехи связанные с владением властью падают на душу царя, исполняющего функции главного военачальника, главного полицейского и главного судьи. Теория К. Аксакова не имеет ничего общего с действительными взглядами русского народа на государство и роль царя в государстве. Народный взгляд на царя выражен в многочисленных пословицах и поговорках: "Царь от Бога Пристав", "Сердце царево - в руке Божьей", "Где царь там и правда", "На все святая воля царская" и т.д. Русский народ вплоть до Петра I принимал весьма активное участие в строительстве национального государства и никогда не гнушался этим участием. Русский народ понимал ценность национального государства, и царской власти защищавшей независимость национального государства. То, что К. Аксаков считал народным взглядом, на самом деле было взглядом одних только раскольников, которые после учиненного Петром I разгрома стали отрицательно относиться к государственной власти, а некоторые секты стали вообще отрицать государство. Да и сам К. Аксаков одно время договаривался до отрицания государства вообще. "Государство как принцип - зло", "Государство в своей идее - ложь", - писал одно время он. Славянофильство идеологически было двойственно: славянофилы не имели такого цельного мировоззрения, какое имели Пушкин и Гоголь. Славянофилы сделали, конечно, очень много в области развития православного богословия и в области возрождения древнерусских идей, забытых после Петровской революции. Заслуги их в этом деле несомненны и велики. Но в их мировоззрении было еще много родимых пятен европейского миросозерцания, оставшихся от юношеской поры увлечения европейской философией. Нельзя забывать, что идейными наследниками славянофилов является не только Достоевский, но и "народники", из рядов которых позднее вышли террористы-цареубийцы и социалисты революционеры. В историкополитических размышлениях славянофилов было много романтизма и утопизма. Самарин считал., например, что царскую власть необходимо поддерживать не потому, что это национальная форма власти, а потому что "далеко еще не наступило для России время думать об изменениях формы власти". Хомяков видел основу царской власти в воле народа. Подобного рода взгляды, конечно, не могли привлечь к славянофилам симпатии Николая I, обладавшего более развитым монархическим миросозерцанием чем многие из славянофилов. Были и другие причины мешавшие сблизиться Николаю I с славянофилами и славянофилам с Николаем I: Николай I и славянофилы действовали в разных мирах. Николай I действовал в трагическом мире человеческой действительности, натыкаясь на каждом шагу на разного рода препятствия, преодолеть которые у него не было средств, а славянофилы действовали в мире идей, в котором можно строить какие угодно воздушные замки.
XVIII
После запрещения масонства в 1826 году русские цари перестают быть источником европеизации России. Николай I и все следующие за ним цари стремятся восстановить русские исторические традиции. Дальнейшее развитие России по убеждению Николая I должно было двигаться по дороге восстановления традиций Православия, Самодержавия и самобытной русской культуры. Николай I имел совершенно правильный взгляд на цели народного просвещения. Народное просвещение по его убеждению должно не только развивать ум, а развивая ум, одновременно развивать религиозное чувство и нравственность человека. "Я чту учение и науки, - заявил он однажды, - и я их высоко ценю, но я ставлю выше их нравственность. Вера есть основание морали: надо поэтому, одновременно с наукой, будить религиозное чувство". "Да будет мне позволено, - пишет министр Народного Просвещения гр. С. С. Уваров, - во Всеподданнейшем отчете о работе министерства Народного Просвещения за период с 1833 по 1844 год, - начать это изложение тем днем, в который, осмотрев все части, мне вверенные, и обдумав все средства, мне открытые, я удостоился получить от В. В. в главных началах наставление, которому беспрерывно следовало министерство с тех пор и до ныне. Этот день незабвенный для министерства и для меня, - есть 19 ноября 1833 года". О том, какие были главные наставления полученные от Имп. Николая I мы узнаем в дальнейшей части Всеподданнейшего доклада. "Углубляясь в рассмотрение задачи которую предлежало разрешить без отлагательства, задачи, тесно связанной с самою судьбою отечества, - независимо от внутренних и местных трудностей этого дела, разум невольно почти предавался унынию и колебался в своих заключениях при виде общественной бури, в то время потрясающей Европу, и которой отголосок, слабее или сильнее, достигал и до нас, угрожая опасностью. Посреди быстрого падения религиозных и гражданских учреждений в Европе, при повсеместном распространении разрушительных понятий, в виду печальных явлений, окружающих нас со всех сторон, надлежало укрепить отечество на твердых основаниях, на коих зиждется благоденствие, сила и жизнь народная; найти начала, составляющие отличительный характер России и ей исключительно принадлежащие; собрать в одно целое священные останки ее народности и на них укрепить якорь нашего спасения. К счастью, Россия сохранила теплую веру в спасительные начала, без коих она не может благоденствовать. усиливаться, жить. Искренно и глубоко привязанный к церкви отцов своих, русский исконни взирал на нее, как на залог счастья общественного и семейственного. Без любви к вере предков, народ, как и частный человек, должен погибнуть. Русский, преданный отечеству, столь же мало согласится на утрату одного из догматов нашего православия, сколь и на похищение одного перла из венца Мономахова. Самодержавие составляет главное условие политического существования России. Русский колосс упирается на нем, как на краеугольном камне своего величия. Эту истину чувствует неисчислимое большинство подданных В. В.: они чувствуют ее в полной мере, хотя и поставлены на разных степенях гражданской жизни и различествуют в просвещении и в отношениях к правительству. Спасительное убеждение, если Россия живет и охраняется духом самодержавия сильного, человеколюбивого, просвещенного, должно проникать народное воспитание и с ним развиваться. Наряду с сими двумя национальными началами, находится и третье, не менее важное, не менее сильное: народность." "Вот те главные начала, которые надлежало включить в систему общественного образования, чтобы она соединяла все выгоды нашего времени с преданиями прошедшего и надеждами будущего: чтобы народное воспитание соответствовало нашему порядку вещей и было бы не чуждо европейского духа." "Изгладить противоборство так называемого европейского образования с потребностями нашими; исцелить новейшее поколение от слепого, необдуманного пристрастия к поверхностному и иноземному, распространяя в юных душах радушное уважение к отечественному и полное убеждение, что только приноровление общего, всемирного просвещения к нашему народному быту, к нашему народному духу, может принести истинные плоды всем и каждому; потом обнять верным взглядом огромное поприще, открытое пред любезным отечеством, оценить с точностью все противоположные элементы нашего гражданского образования, все исторические данные, которые стекаются в обширный состав империи, обратить сии развивающиеся элементы и пробужденные силы, по мере возможности, к одному знаменателю; наконец, искать этого знаменателя в тройственном понятии православия, самодержавия и народности - такова была цель к коей Мин. Нар. Пр. приближалось десять лет; таков план, коему я следовал во всех моих распоряжениях." "Естественно, что направление, данное В. В. министерству, и его тройственная формула - должны были восстановить некоторым образом против него все, что носило еще отпечаток либеральных и мистических идей; либеральных - ибо министерство, провозглашая самодержавие, заявило твердое намерение возвращаться прямым путем к русскому началу, во всем его объеме; мистических потому, что выражение - православие - довольно ясно обнаружило стремление министерства ко всему положительному в отношении к предметам христианского верования и удаление от всех мечтательных призраков, слишком часто помрачавших чистоту священных преданий церкви. Наконец и слово народность возбуждало в недоброжелателях чувство неприязненное за смелое утверждение, что министерство считало Россию возмужалою и достойною идти не позади, а, по крайней мере, рядом с прочими европейскими национальностями".
XIX
Многое из того, что хотел осуществить Николай I, ему не удалось осуществить, многое из того, что ему удалось осуществить, осуществлено не так как ему хотелось. Как и все правители Николай I иногда делал не то, что надо, и, как все они, нередко ошибался и шел по неправильному пути. Но цели к которым он стремился были правильные и несмотря на все допущенные им ошибки его деятельность, заслуживает уважения последующих поколений. Характеризуя в книге "Декабристы" Александра I М. Цейтлин, как и многие историки из лагеря русской интеллигенции, находит для него не мало теплых слов, на какие обычно не щедры по отношению к русским царям члены Ордена Русской Интеллигенции. Характеристику Александра I Цейтлин заканчивает словами: "Таков был царь-романтик, несчастный и обаятельный человек, которого прозвали Благословенным". Но тон сразу резко меняется когда М. Цейтлин переходит к характеристике Николая I, хотя к нему он относится все же справедливее, чем другие исследователи Николаевской эпохи. "...Тот, - пишет Цейтлин, - кто готовился заместить его на престоле России, был непохож на него. Он не выносил никакой "умственности", не любил искусства, только терпел литературу, почти как неизбежное зло. Все, что было неподвижного, косного, устойчивого в русской жизни, обретало в нем символ и вождя. В Николае было много достоинств: воля, выдержка, преданность долгу "beaucoup de прапорщик", но и "un peu de Pierre le Grand" по слову Пушкина." В этой пристрастной характеристике все неверно, начиная с приписывания Пушкину фразы, что в Николае I было "много от прапорщика и немного от Петра Великого". На самом деле в дневнике Пушкина написано так: "В Александре много детского. Он писал однажды Лагарпу, что дав свободу и конституцию земле своей, он отречется от трона и удалится в Америку. Полетика сказал: "L'emp (ereur) Nicolas est plus positif, Il a des idees fausses comme son frere, mais il est moins visionnaire. Кто-то сказал о Гос(ударе): "Je y a beaucoup du "praporchique" en lui, et un peu du Pierre le Grand" "Николая Павловича, - говорит митрополит Киевский Платон (Городецкий), - называли врагом науки и просвещения. Это извет, заслуживающий только одно отвращение. Не любил он шарлатанства науки; но глубоко и искренне уважал истинных жрецов ее, помогал и давал ход, и не жалел для науки государственной казны". По утверждению немецкого историка Шимана, Николай I не читал ничего кроме романов Поль де Кока. Это обычная ложь по адресу Николая I. Николай I интересовался современной русской литературой. Пушкин, Гоголь и другие литераторы читали ему свои новые произведения или он читал их сам. "Вы говорите мне об успехе "Бориса Годунова, - пишет Пушкин Е. Хитрово в феврале 1831 года; по правде сказать я не могу этому верить. Успех совершенно не входил в мои расчеты, когда я писал его. Это было в 1825 году и потребовалась смерть Александра и неожиданное благоволение ко мне нынешнего Императора, его широкий и свободный взгляд на вещи, чтобы моя трагедия могла выйти в свет". Это не единственное свидетельство Пушкина, говорящее о внимании Николая I к его произведениям. В том же 1831 году он пишет своему близкому другу Нащокину: "Царь со мной очень милостив и любезен. Того и гляди, попаду во временщики, и Зубов с Павловым явятся ко мне с распростертыми объятиями". Некоторое время спустя снова пишет Нащокину: "Царь (между нами) взял меня на службу, т.е. дал мне жалование и позволил рыться в архивах для составления истории Петра I. Дай Бог здоровья царю". 28 февраля 1834 года Пушкин записывает в дневник: "Государь позволил мне печатать Пугачева; мне возвращена рукопись с его замечаниями (очень дельными)". А 6 марта Пушкин пишет в дневнике: "Царь дал мне взаймы 20.000 на печатание Пугачева. Спасибо". По распоряжению Николая I Пушкину и Гоголю были установлены пенсии. Оказывал Николай I помощь Пушкину и Гоголю и помимо пенсий. Вопреки решениям цензуры Николай I разрешил печатать "Мертвые Души". У Николая I был верный взгляд на художественную литературу, которая по его мнению должна была отмечать не только одни дурные черты современности и рисовать только одних отрицательных людей, но и изображать положительных людей своей эпохи. Прочитав, например, только что вышедшего "Героя нашего времени" Лермонтова Николай I пишет жене: "Такие романы созданы, чтобы коверкать нравы и характеры. Читая их приучаешься верить, что мир состоит из людей, у которых все действия, даже самые лучшие, объясняются отвратительными мотивами. Постепенно начинаешь ненавидеть все человечество. Разве это цель нашего существования". В данном случае мы видим, что Николай I выступает как идеалист, которому не хочется научиться с помощью литературы ненавидеть все человечество. И это писал, человек во много раз лучше Лермонтова, знавший все темные стороны русской жизни, про которого М. Цейтлин по установившемуся шаблону пишет: "Не было никого столь враждебного романтике, как он..." Николай I один из первых отметил выдающийся талант Льва Толстого, за что последний отблагодарил его кличкой Николая Палкина. Не одному выдающемуся человеку своей эпохи Николай I помог найти свое истинное призвание. Молодому офицеру Дм. Брянчанинову, почувствовавшему стремление к монашеской жизни, разрешил выйти в отставку. Дм. Брянчанинов стал выдающимся представителем монашества той эпохи, написал замечательные сочинения на религиозные темы. Сам занимавшийся живописью Николай I всегда интересовался различными видами искусства. Просмотрев принесенные ему мичманом Федотовым картины, Николай I оценил его талант и разрешил ему, как и Брянчанинову, покинуть военную службу. Федотов стал основателем русской реалистической живописи. Чтобы поддержать русское искусство Николай I дал скульпторам Клодту и Логановскому, художнику Бруни и другим художникам крупные заказы. Шаляпин в своих воспоминаниях "Маска и Душа" пишет: "Из российских императоров ближе всех к театру стоял Николай I. Он относился к нему уже не как помещик-крепостник, а как магнат и владыка, причем снисходил к актерам величественно и в то же время фамильярно. Он часто проникал через маленькую дверцу на сцену и любил болтать с актерами (преимущественно драматическими)". Это Николай I разрешил поставить на сцене запрещенного цензурой "Ревизора". Вольф в "Хронике петербургских театров" пишет, что Николай I прочитал "Ревизора" еще в рукописи и разрешил поставить его несмотря на запрещение цензуры. 5 июня 1836 года Гоголь писал матери: "Если бы сам Государь не оказал своего высокого покровительства и заступничества, то, вероятно, она не была бы никогда играна или напечатана". Смирнова пишет: "Николай I велел принять "Ревизора" вопреки мнению его окружающих" (Русский Архив, 1895, т. II, стр. 539). Первое представление "Ревизора" проходило в тягостной тишине, не раздалось ни одного хлопка. Бледный Гоголь не мог найти себе места в директорской ложе. Первым, по окончании последнего акта, зааплодировал... Николай I. Тогда стали аплодировать и другие зрители. "Всем досталось, - сказал Царь Гоголю, - а мне больше всего". Гоголь был награжден за "Ревизора" - 1000 червонцев и бриллиантовым перстнем. Известный музыкальный деятель Николаевской эпохи Виельгорский расценил русские оперы Глинки "как музыку для кучеров" . Несмотря на это Николай I велел поставить оперы Глинки на сцене Императорских театров. Боявшийся по словам М. Цейтлина всякой умственности Николай живо интересовался историей России. Именно ему Россия обязана спасением огромного количества ценнейших древних исторических документов извлеченных созданной в его царствование Археологической Экспедицией из архивов монастырей, архивов старинных городов, где они до той поры безжалостно уничтожались временем. И Император Николай I, по утверждению Шлимана, читавший только бульварные романы Поль де Кока, по свидетельству историка С. Платонова прочитывал "от доски до доски" большие тома переписанных набело актов собранных Экспедицией" (См. С. Платонов. Очерки по русской истории. Изд. 9-е).
XX
Качественно Россия своим Золотым веком не может не считать время Николая I, в которое если не всецело раскрылись, то уже обозначились, духовно сложились и свой закал получили все, в духовном плане первенствующие столпы русской культуры. Как верно подчеркивает Г. Адамович (в статье "Нео-нигилизм (Рус. Мысль. № 1137), - ".. все царствование Николая I, с длившимися тридцать лет откликами гибели декабристов, целый кусок русской истории, в котором все сказано, где ничего не прошло бесследно". Чтобы ни писали и ни говорили про Николая I его враги никто не сможет зачеркнуть того факта, что его царствование было Золотым Веком русской литературы и русского искусства. В Николаевскую эпоху жили и творили, или духовно сформировались, такие выдающиеся представители Русской Культуры, как: Пушкин, Жуковский, Тютчев, Достоевский, Лев Толстой, Грибоедов, Крылов, Н. Я. Языков, М. Загоскин, Лермонтов, И. Кириевский, С.Т.Аксаков, К. К. Аксаков, Ив. Аксаков, А.С.Хомяков, Самарин, Гончаров, И.С.Тургенев, А.Ф.Писемский, Фет, А. Григорьев, Мельников-Печерский, Григорович, Н. Лесков, А. К. Толстой, А. Островский, гениальный математик Лобачевский, гениальный химик Менделеев, художники Иванов. Брюллов, Федотов, Бруни, скульптор Клодт; композиторы Глинка, Турчанинов, Львов, Даргомыжский; историки Соловьев, Кавелин; биолог К. Бер, химик Зинин, открывший анилин; знаменитые языковеды Буслаев, Востоков; замечательные мыслители Н. Я. Данилевский и К. Леонтьев и многие другие выдающиеся деятели русской культуры. Царствование Николая I - самый расцвет русской культуры, никогда одновременно не жило такого большого количества выдающихся деятелей русской культуры, ни до Николая I, ни после него. В 1827 году было основано Общество Естественных наук. В 1839 году закончено строительство Пулковской обсерватории. В 1846 году возникло Археологическое общество, учреждена Археологическая Экспедиция, членами которой было спасено много древнейших документов, хранившихся до того кое-как. Русская национальная литература, русская национальная музыка, русский балет, русская живопись и русская наука, развиваются именно во всячески опорочиваемую Николаевскую эпоху. Николаевская эпоха действительно имела много темных и отрицательных сторон. Но честный историк не может приписывать все эти темные стороны эпохи Имп. Николаю I. Очень многие из этих темных сторон унаследованы Николаем I и именно с ними то он и вел борьбу в течение всего царствования. А то, что ему не удалось до конца уничтожить отрицательные явления унаследованные им это другой вопрос. Необходимо принимать во внимание также то, что Имп. Николаю I пришлось царствовать в одну из наиболее сложных эпох Русской истории. "Те двадцать пять лет, - пишет в предисловии к сборнику воспоминаний и документов об эпохе Николая I известный исследователь М. О. Гершензон, которые протекли за 14 декабря, труднее поддаются характеристике, чем вся эпоха следовавшая за Петром I" (Сб. "Эпоха Николая I"). Царствование Императора Николая I - время напряженной политической и идеологической борьбы его с врагами Православия, царской власти и русской самобытной культуры внутри России и за ее пределами. Это эпоха борьбы Николая I с масонами и их духовными учениками внутри России и в Европе. Николаевская эпоха время беспрерывной, упорной идеологической борьбы между сторонниками восстановления исконных русских традиций и членами возникшего Ордена Русской Интеллигенции. Это эпоха ТРЕТЬЕГО И ОКОНЧАТЕЛЬНОГО ДУХОВНОГО РАСКОЛА русского общества. И тот, кто примет во внимание какое политическое наследство получил при восшествии на престол Николай I и какая была политическая обстановка в России и в Европе, когда он царствовал, едва ли строго осудит его, а наоборот преисполнится чувством уважения к этому одному из наиболее выдающихся русских царей.
XXI
Трафаретную оценку Николая I, как государственного деятеля, можно свести к следующим оценкам сделанным А. Герценом в "Движение общественной мысли в России": "Среди военных парадов, балтийских немцев и диких охранителей видели недоверяющего себе самому холодного, упрямого и безжалостного Николая, такую же посредственность, как и его окружающие". "Какая нищета правительственной мысли, какая проза абсолютизма". Приведенная выше оценка Герцена пристрастна и неверна. Подобного рода пристрастными оценками Имп. Николая I, как государственного деятеля, можно наполнить несколько больших томов. Но все эти оценки характеризуют совсем не личность Николая I, а политический фанатизм и нравственную нечистоплотность Герценов, Мережковских и их последователей. Русские историки очень любят упрекать Николая I также в политическом доктринерстве. В предисловии к составленному им сборнику "Эпоха Николая I" М. Гершензон, например, утверждает: "Николай не был тем тупым и бездушным деспотом, каким его обыкновенно изображают. Отличительной чертой его характера, от природы не дурного, была непоколебимая верность раз усвоенным им принципам, крайнее доктринерство, мешавшее ему видеть вещи в их подлинном виде. Повидимому, еще в юности, лишенный всякого житейского опыта, он выработал себе наибольшее число совершенно абстрактных идей - о назначении и ответственности монарха, о целях государственной жизни и про." Сняв с Николая I обвинение о том, что он был тупым и бездушным деспотом, Гершензон пытается изобразить его крайним доктринером, не имеющим никакого представления о русской жизни в его эпоху. "Он, не злой человек, - утверждает Гершензон, - он только доктринер; он любит Россию и служит ее благу с удивительным самоотвержением, но он не знает России, потому что смотрит на нее сквозь призму своей доктрины. Едва ли на протяжении XIX века найдется в Европе еще один государственный деятель, так детски-неопытный в делах правления, и в оценке явлений и людей, как Николай. За тридцать лет царствования он ни на один шаг не подвинулся в знании жизни". Подобной характеристикой Гершензон преследует ту же самую цель, что и Герцен. Он идет к той же самой цели, но только другим путем. Перед революцией было опубликовано уже значительное число воспоминаний, авторы которых правдиво обрисовали Николая I. Изображать его в стиле Герцена - тупым бездушным деспотом было уже нельзя. Значит нужно было подыскать какое-то иное обвинение. И такое обвинение было найдено: политическое доктринерство Николая I. Гершензон утверждает, что Николай "еще в юности, лишенный всякого житейского опыта" выработал себе небольшое число совершенно абстрактных идей". Ключевский же, наоборот, утверждает, что в противовес Александру I, хорошо знавшему различные абстрактные идеи и очень плохо русскую действительность, Николай I уже с юности очень хорошо знал не только парадную сторону, но и изнанку русской жизни. Николай I был государственным деятелем-реалистом. В то время, когда его старшие братья Александр и Константин изучали европейские политические и социальные идеи, Николай изучал русскую жизнь. "Он имел случай познакомиться с ходом дел, просто и прямо присмотреться к людям, делавшим государственные дела, и получил обильный запас житейских наблюдений и сведений. До 18 лет он не имел определенной службы, но каждое утро проводил по часу и более во дворцовой приемной, теряясь в толпе военных и гражданских сановников, ждавших очереди аудиенции или доклада. Сановники эти не стеснялись присутствием младшего великого князя, никогда не предназначавшегося к престолу; среди откровенных бесед, шуток и интриг, какие здесь велись и завязывались, Николай, при своей наблюдательности, получал характеристические сведения о людях и хорошо видел, как дела разделывались. Все эти сведения сводились к одному общему впечатлению, что надо не только иметь программу действий, но и следить за всеми подробностями исполнения. Таким образом Николай смотрел на ход дел с иной точки зрения, какая недоступна была его старшему брату: последний рассматривал все сверху, Николай имел возможность взглянуть на государственный механизм в России снизу" (В.Ключевский. Курс Рус. истории. 1922. часть V, стр. 217). Миф о том, что узкое доктринерство Имп. Николая I является следствием его полной неподготовленности к роли государственного деятеля, является тоже чистейшим образцом политического мифотворчества русской интеллигенции. Из исследования проф. М. Полиектова "Николай I" (Биография и обзор царствования), являющегося наиболее объективным исследованием эпохи Николая I, узнаем, что Имп. Николай I не только был хорошо подготовлен к управлению Государством, но с 1814 года, то есть за 11 лет до восшествия на престол, принимал активное участие в проведении внешней политики, присутствовал на многих европейских конгрессах, на которых обсуждались важнейшие международные проблемы того времени. Начиная же с 1822 г., Александр I, часто оставляет его своим заместителем и он принимает деятельное участие в управлении Государством. К управлению Государством Николай I был подготовлен несравненно лучше, чем любой из современных ему и нынешних президентов, вроде Трумана и ему подобных политиков.
XXII
Кто мудр, не плачет о потерях, лорды, Но бодро ищет, как исправить вред. Пусть, бурей сломлена, упала мачта, Канат оборван и потерян якорь, И половина моряков погибла, Все же кормчий жив... В. Шекспир. Генрих IV. М. Цейтлин, как и все представители Ордена Русской Интеллигенции искажает историческую правду утверждая, что Николай I пугался "всякого новшества" и что "Все, что было неподвижного, косного, устойчивого в русской жизни, обретало в нем символ вождя". (Декабристы, стр. 178). Стремления к изменению основ государственной жизни, и даже к решительному изменению, у Николая I были. "Имп. Николай I, - пишет С. Платонов в "Лекциях по русской истории", - вступив на престол был бодрым человеком, серьезно смотревшим на выпавший жребий быть русским царем". "Подавив оппозицию, - пишет Платонов, - желавшую реформ (точнее желавшую произвести в России решительную политическую революцию.
– Б. Б.), - правительство само стремилось к реформам и порвало с внутреннею реакцией последних лет Императора Александра" (Стр. 680). С. Платонов повторяет по существу только следующую оценку В.Ключевского: "Царствование Николая, - пишет В.Ключевский, - обыкновенно считают реакцией, направленной не только против стремлений, которые были заявлены людьми 14 декабря, но и против всего предшествовавшего царствования. Такое суждение едва ли вполне справедливо: предшествовавшее царствование в разное время преследовало неодинаковые стремления, ставило себе неодинаковые задачи. Как мы видели, в первую половину его господствовало стремление дать империи политический порядок, построенный на новых основаниях, а потом уже подготовить частные отношения, согласуя их с новым политическим порядком; говоря проще, в первой половине господствовала надежда, что можно дать стране политическую свободу, сохранив на время рабство, потом, когда обнаружилась нелогичность этой задачи, надо было перейти от первой ее половины ко второй, т.е. предварительной перестройке частных общественных отношений. Но тогда уже не хватило энергии, и вторая задача разрешалась без надежды и без желания разрешить ее. Эту вторую задачу усвоил себе преемник Александра. Отказавшись от перестройки государственного порядка на новых основаниях, он хотел так устроить частные общественные отношения, чтобы на них можно было потом выстроить новый государственный порядок". (Курс рус. Ист. 1937 г. стр.
334).
Николай I имел более трезвый реалистический взгляд, чем Александр I и его главный помощник по переустройству государственного управления масон Сперанский. Прежде, чем видоизменять вид государственных учреждений необходимо было покончить с крепостным правом и видоизменить взаимоотношения между различными общественными классами. Утверждение С. Г. Пушкарева, автора книги "Россия в XIX веке" (Чеховское Из-во), что "напуганный декабристским восстанием и революционным движением в Европе, он свои главные заботы и внимание посвящал сохранению того социального порядка и того административного устройства, которые уже давно обнаружили свою несостоятельность и которые требовали не мелких починок и подкрасок, но полного и коренного переустройства", - нельзя признать верным (стр. 42). Уже во время следствия над участниками заговора декабристов Николай I понял, что внутреннее положение России весьма ненормально. Он внимательно прислушивался к критическим замечаниям, которые делали допрашиваемые декабристы по поводу существовавших в России порядков. Как внимательно относился Николай I к критике своих политических врагов доказывает тот факт, что он поручил секретарю Следственной Комиссии Боровкову (между прочим, масону) составить на основе допросов декабристов, их писем и записок, свод их мнений о внутреннем положении России. Когда сводка была Боровковым составлена, Николай I прочитал ее и велел прочесть ее и всем высшим государственным чиновникам. Если бы Николай I хотел сохранить существующее административное устройство и социальный порядок, то зачем ему было тогда интересоваться критикой декабристов. Тот, кто считает что-нибудь существующее хорошим и не подлежащим изменению, обыкновенно не считает нужным считаться с мнением осуждающих это хорошее. А Николай Первый считал необходимым принять во внимание даже мнение своих заклятых врагов, которые намеревались убить его и всех членов Императорской Семьи. Даже советский исследователь М. Гус в книге "Гоголь и Николаевская Россия" и тот сообщает, что "На столе Николая лежал составленный по его указанию свод высказываний декабристов о положении России и о ее нуждах" (стр. 17).
XXIII
После восстановления патриаршества, важнейшим вопросом определявшим успех национального возрождения был вопрос об освобождении крепостного крестьянства. Освобождение крестьянства привело бы к восстановлению самоуправления в селах и городах. Восстановление же самоуправления подорвало бы основы бюрократической системы, созданной Сперанским, обессилило бы бюрократизм. В результате воссоздалась бы, с поправками на современность, политическая структура Московской Руси. Но общество не желало ни освобождать крестьян, ни поддерживать Имп. Николая в преобразовании системы управления государством. "...Вступая на престол, - пишет С. Платонов, - Император Николай знал, что перед ним стоит задача разрешить крестьянский вопрос и что крепостное право в принципе осуждено, как его державными предшественниками, так и его противниками - декабристами. Настоятельность мер для улучшения быта крестьян не отрицалось никем. Но по-прежнему существовал страх перед опасностью внезапного освобождения миллионов рабов. Поэтому опасаясь общественных потрясений и взрыва страстей освобождаемой массы, Николай твердо стоял на мысли освободить постепенно и подготовить освобождение секретно, скрывая от общества подготовку реформы". И это было единственно возможное решение при сложившейся внутри России обстановке. Если бы Имп. Николай I принял решение освободить крестьян силой, то это почти наверняка привело бы к ожесточенной гражданской войне или к новому дворцовому перевороту. "Император Николай знал, - пишет Платонов, - что его брат и предместник мечтал о реформах и был сознательным противником крепостного права на крестьян, а отец своею мерою о барщине положил начало новому направлению правительственных мероприятий в крестьянском вопросе. Поэтому реформы вообще, и крестьянская в частности, становилась в глазах Императора Николая, правительственною традицией. Настоятельная их необходимость делалась для него очевидною потребностью самой власти, а не только уступкою оппозиционному течению различных кружков. Именно мысль о необходимости реформ была первым (как мы его назвали, политическим) выводом, какой был сделан Императором Николаем из тревожных обстоятельств воцарения" ("Очерки по Русск. Ист. стр. 681). Восстание декабристов, чрезвычайно накалив политическую атмосферу в России, только отодвинуло еще дальше сроки уничтожения крепостного права. Вполне вероятно, что если не было бы восстания декабристов, то крестьян освободил бы уже Николай I. "Декабристов, конечно, жалели, пишет потомок одного из видных декабристов кн. Д. Д. Оболенский, - в петербургском высшем обществе у них оставалось множество родни. Но декабристы не были людьми государственными. В большинстве они не думали об освобождении крестьян, а те, которые думали, собирались по освобождении крестьян всю землю оставить за помещиками. Император же Николай Павлович введением инвентарей подготовлял освобождение крестьян и завещал это освобождение своему Сыну, который и освободил крестьян с наделением их землей, что явилось первым примером в истории Европы". "По родству с материнской стороны, я посещал Дмитрия Гавриловича Бибикова, бывшего ранее киевским Генерал-Губернатором, а впоследствии министром внутренних дел Императора Николая I. Д. Г. Бибиковым были введены знаменитые инвентари, которые впоследствии ограждали права крепостного крестьянства. По свидетельству Д. Г. Бибикова, все мысли Императора были направлены к освобождению крестьян" (Кн. Д. Д. Оболенский. Заметки о прошлом. Двуглавый Орел. №15. Париж). В книге В. И. Семевского "Крестьянский вопрос в России", написанной в обычном интеллигентском духе, указывается тем не менее, что "Мысль о необходимости уничтожения рано или поздно крепостного права была не чужда Николаю Павловичу еще до вступления его на престол, как потому, что ее проводил в своих лекциях академик Шторх, преподававший великому князю политическую экономию, так и потому, что она занимала его брата, императора Александра I, постоянно собиравшего проекты по этому предмету". "Из первых допросов арестованных декабристов присутствовавший на них государь узнал, что одною из главных причин недовольства была инертность правительства в деле освобождения крестьян - молодые люди смело и откровенно высказывали свои мысли по этому предмету. Через год после вступления на престол император Николай учредил 6 декабря 1826 года Секретный комитет, которому было поручено рассмотреть предположения относительно отраслей государственного устройства и управления". Комитету было указано пересмотреть все действовавшие узаконения "об устройстве всех состояния людей". Комитет работал с 1826 года по 1830 год вплоть до начала организованной масонами революции во Франции и восстания в Польше, в организации которого деятельное участие принимали польские масонские ложи. Были и другие причины, помешавшие Николаю I освободить крестьян. Против него единым фронтом выступали крепостники и бывшие масоны, занимавшие крупные посты в государственном аппарате. Крепостники не хотели лишаться "крещенной собственности", масонам было не выгодно, чтобы Николай I выступил в роли освободителя порабощенных. И тем и другим весьма пригодилась, созданная в царствование Александра I по проекту масона Сперанского такая система государственного управления, при которой царь почти не имел возможности контролировать правильность исполнений бюрократией его указаний. Не менее крепостников и масонов задерживали освобождение крестьян и идейные последователи декабристов, основатели Ордена Русской Интеллигенции: Герцен, Белинский, Бакунин и рядовые члены Ордена. Они радовались восстаниям в Польше, масонской революции во Франции, осуждали и дискредитировали в глазах учащегося юношества все, что делало правительство, всеми мерами старались вызвать среди молодежи революционные настроения. А чем больше росли революционные настроения в стране, тем более осторожно приходилось действовать правительству, тем дальше отодвигался срок освобождения крестьян.