— Хороший удар, — даже сквозь затычки он услышал мерзкий голос, наполненный издевкой и презрением. А потом почувствовал, как топор врезается во что-то твердое, непробиваемое. От силы удара у Игрина задрожали пальцы, так, что он чуть не отпустил оружие. — Но это не удар настоящего охотника.

Игрину не удалось заметить, как говоривший скользнул между ним и ведьмой и ударил ногой. Здоровяк только почувствовал, как ребра ломаются и он поднимается вверх, отлетая на несколько метров. Человек не может обладать такой силой. Это просто невозможно. Он сражался со змеязычником. Те самые отступники, о которых говорили охотники? Игрин не отключился, даже когда упал вниз и ударился о неровные обломки спиной. Кровь непроизвольно брызнула изо рта, попав на стекла маски, закрывая обзор. Но он все еще мог видеть, как огромная фигура человека бежит в его сторону, набирая страшную скорость. Игрин понимал, что следующий удар может быть смертельным, даже скорее всего будет. Охотники предупредили его. Если почувствуешь, что этот момент настал, значит самое время. Игрин не ожидал, что получится, но другого выбора у него просто не было. Здоровяк сжал покрепче древко топора:

— Кричи! — топор дернулся в руке, Игрин физически почувствовал, как затряслись письмена на топоре, заходясь в бешеном резонансе, а потом его оружие закричало симфонией ужаса и безнадеги, которую он, к счастью, не услышал.

Здоровяк улыбнулся, тяжело поднимаясь. Он увидел, как несколько ведьм по сторонам, падают в муках, а кто-то мгновенно направился к туману Игнем Санктум. "Крики" не просто заставляли ведьм впадать в безумие — они заставляли их искать смерти. Желать расстаться с жизнью как можно скорее. Поэтому ведьмы под действием "криков", особенно те, что были слабее духом, часто убивали себя сами. Или же встречали топор охотника с улыбкой и слезами на глазах, благодарно принимая смерть от рук своих врагов. Игрин поднялся и тут же замахнулся топором, желая одним ударом убить отступника, который остановился перед ним в нескольких метрах. Здоровяк собрал всю ненависть и одновременно радость, которую испытывал. Он прошептал имя жены и дочери и, сделав шаг вперед, обрушил всю свою горесть одним ударом топора прямо на голову старика, что стоял перед ним.

— Не так быстро, мальчик, — старик закричал и ударил длинным, тяжелым копьем, пробивая левое плечо Игрина насквозь и поднимая его вверх, словно тряпичную куклу, за секунду до того, как топор обрушился на голову старика. Здоровяк взлетел вверх и тут же соскользнул вниз по древку копья. Плечо пронзила тугая, рвущаяся боль, и Игрин все же разжал руки и выронил топор. Священное оружие звякнуло и упало вниз, а "крики" тут же прекратились. Охотник увидел изрубленное и изуродованное шрамами лицо Эдгара Фон Рэйнса. Увидел его вечно улыбающийся кривой усмешкой рот и глаза, полные безумной ярости и гнева, готовые уничтожить все вокруг безо всякой причины. А еще он увидел его уши, которые покрылись кровоточащими и гноящимися волдырями. Скорее всего из-за того, что он воткнул в них освященные Церковью затычки. Которые спасали его от "криков" праведных грешников. Эдгар с интересом рассматривал маску Игрина, а потом сорвал ее быстрым движением. — Да, хороший взгляд. Ты не охотник, но твоя ненависть, я вижу ее и она прекрасна. Это была хорошая битва.

Эдгар засмеялся и взмахнул копьем отбрасывая Игрина на десятки метров вбок. Вышибала почувствовал, как ударился об обломки, но не остановился. Сила броска была нечеловеческой, поэтому он покатился дальше, набирая скорость до тех пор, пока не отскочил от очередного обломка и не полетел прямиком в сизое море Игнем Санктум. Туман мгновенно проник в рот и нос. Игрин не хотел отключаться. Он хотел встать, доползти и сражаться дальше. Битва, которая произойдет сейчас на обломках дома Эшлендов — станет самой важной в его жизни. В этом он был уверен. И не кровь, льющаяся рекой из разорванной раны, не глаза, не видящие ничего из-за красной пленки, закрывающей взор, не могли его остановить. Игрин попытался встать, но получилось плохо. Тогда протянул правую руку, надеясь зацепиться хоть за что-то и, к счастью, ухватился за какой-то обломок. Потянулся вперед, а потом еще. Он полз, толкаясь ногами и хватаясь единственной рукой, которая ему повиновалась. Полз, оставляя за собой кровавый след. Но на его лице все еще была страшная, безумная улыбка. Почти такая же, что всегда украшала лицо легендарного охотника Эдгара Фон Рэйнса. Игрин чудом смог заползти по обломкам наверх, подальше от тумана, который не смог усыпить человека, потерявшего в этой жизни все. Он взобрался наверх, поднялся на колени и с силой вдохнул воздух, пропитанный кровью змеязычников и пылью уничтоженного особняка. Последнее, что увидел Игрин, перед тем как силы покинули его — были две фигуры, затянутые в черные одежды, которые подходили к старику, что размашисто водил тяжелым копьем, с которого еще капала кровь, из стороны в сторону.

— Какая удача, сразу два воспитанника Айзека пришли, чтобы уничтожить меня. Это честь для старика Эдгара, — отступник притворно поклонился, а потом рассмеялся раскатистым, несущим безумие хохотом. — Я жду вас. Давайте! Нападайте!

Охотники сорвались с места одновременно, вкладывая в этот рывок много сил, желая закончить все одним ударом. Их топоры взметнулись с двух сторон, направляясь в сторону старика под разными, неудобными углами. Такую атаку не смог бы отразить обычный человек. Но Эдгар Фон Рэйнс никогда и не был обычным человеком. А сейчас перестал быть человеком вообще. Он схватил копье двумя руками и, в последний момент, раскрутил его, выполняя немыслимую фигуру, практически одновременно попадая древком по обоим охотникам. Их откинуло в разные стороны, будто просто снесло немыслимым ветром. Старик причмокнул губами:

— Похоже вы и вправду ученики Айзека, занятно, — Эдгар зарычал и перехватил копье у себя за спиной. Оба охотника смогли в последний момент поменять движение топоров и закрыться от удара. Их откинуло, руки тряслись, но ни один из них не пропустил удар.

Борис и Родерик быстро переглянулись, каждый удостоверился, что его брат не пострадал. Легкого кивка было достаточно. Они увидели, как опасен легендарный Эдгар Фон Рэйнс. Но также поняли, что он защищает девчонку, что сейчас стояла за его спиной, почти на границе обломков и тумана. Она была чем-то дорога ему, чем-то важна. Ее необходимо было уничтожить, в этом не было сомнений. Каждый из охотников перехватил топор. Борис развернул топор и скрыл его за спиной. Его личная, специальная форма. Родерик достал второй топор и скрестил их перед собой. Каждому охотнику, достигшему определенного уровня мастерства, доставался секрет особой формы боя. Эдгар засмеялся, когда увидел, как изменились стойки охотников.

— Да! Да! Это то, чего я ждал. Настоящая битва. Давайте, выродки Айзека, покажите, чего мой ученик смог добиться за все эти годы. Я не буду сдерживаться, учтите. Бриштер!

Охотники одновременно кинулись к нему, увидели, как когда он выкрикнул слово силы, то будто потяжелел. Под его ногами хрустнули обломки, словно он стал много тяжелее своего веса, превращаясь в настоящего исполина. Увидели змею, что вылезла из его рта. Отвратительная, огромная, вся в царапинах и ссадинах. Эдгар прикусил ее шею сразу, как она посмела высунуться наружу. Змея извернулась и зашипела, а отступник безумно заверещал.

"Его нужно уничтожить, он слишком опасен," — мысль одновременно проскользнула у обоих охотников. Они покрепче перехватили топоры и приготовились сражаться с чудовищем, вышедшим за рамки могущества змеязычников.

День 2ой зимнего круга 98 года Р.С.

Деревня Ликхель, близ Тайнмура

Мужчина тяжело ввалился в дом, поспешно закрывая за собой дверь, стараясь не пустить внутрь ветер и снег. Охапка дров упала на пол, но он не придал этому значения. Шмыгнул носом и принялся снимать с себя заснеженную одежду. В это время года на севере было нестерпимо холодно, и если зазеваешься — можешь быстро замерзнуть. Метель постоянно поднимала снег вверх, закрывая видимость и намереваясь окутать своими смертельными объятиями случайных зазевавшихся прохожих. Поэтому в такое время улицы были пусты и люди выходили из теплых домов лишь чтобы нарубить дров или попросить у соседей еды. Многие такие зимы вообще не переживали, но деревня Ликхель была многочисленной и люди тут жили добрые, к морозу привычные. Настоящие северяне. Эдгар Фон Рэйнс северянином себя не считал, поэтому как только разделся, громогласно возвестил о своем прибытие: