Шрифт:
Юля за Костю рада была, он заметно повеселел, взбодрился. А вот она все не могла себе места найти.
– Тебе, может, поучиться пойти куда? – предлагал Костя. – Вон хоть в мамин институт. У тебя же и медаль золотая. А что, библиотекарь нормальная работа…
Юля кивала, договаривая про себя: «Нормальная. Как раз для уродины. Кто там смотрит на тех, кто им книжки выдает?» Может, конечно, и не думал он так, но ей все казалось, что думал. Она и сама понимала, что Костя ее стесняется, должен, по крайней мере. Они редко куда выходили вдвоем: Костя не звал, а она не настаивала. Вот в кино пару раз были. Ей понравилось: уютный зал, мягкие сиденья, густой запах попкорна, можно на час с небольшим забыть, кто ты и как живешь. Иллюзии.
Глава 4. Обрести и потерять
На прием в женскую консультацию Юля шла, как всегда сутулясь, прячась за волосами, а из кабинета вышла совсем другим человеком. Глаза мечтательные, голова высоко поднята, так и шла домой, ничего не видя, не слыша, все слова врача вспоминая: «Вот и молодец, что сразу пришла, а то некоторые дотянут до последнего, а потом «Караул!» кричат. И правильно, что не работаешь – нечего с пузом в метро толкаться. А мы с тобой все правильно делать будем, и ребеночка здоровенького родим и в срок. Лады?» Хорошая докторица оказалась, хоть сидя в очереди наслушалась Юля про нее всякого и в кабинет входила с дрожью в коленках. Медсестра в ее сторону откровенно глазела, любопытства не скрывая.
Как врач и обещала, Ванька родился в срок и здоровый. Копия дедушки – и глазки под насупленными бровками и крепко сжатые губки и та же молчаливая сосредоточенность во время еды. А уж как папа внуку радовался, и не передать. Хотя в последнее время какой-то он невеселый был. Поперечная складка еще сильнее обозначилась на лбу, под глазами тени залегли.
– Ничо, доча, – отмахивался он, – это все работа. Работы много, а людей мало, – отшучивался он, – я за всех: и швец, и жнец, и на дуде игрец.
Сын стал отдушиной и спасением, вечные хлопоты почти не оставляли времени для других мыслей. Юля нарадоваться не могла, какой смышленый ребенок у нее растет. «Наша порода, Шадринская, – уверял отец, – ее никакими хилыми интеллигентами не испортишь!» – кидал он камень в Костиных родителей.
***
В начале сентября за неделю до Ваниного четвертого дня рождения папа приехал внезапно. Хотя всегда обычно предупреждал о визите заранее. Обнял дочь, подкинул Ваню к потолку, сел за стол на крохотной кухне, сделал пару глотков из кружки с горячим чаем, а потом выложил из тертой дерматиновой рабочей папки прозрачный файл с документами и связку ключей.
– Вот, доча, квартира вам, – тихо сказал Петр. – Уж не обессудьте, ежели не угодил, но жить с мальцом по чужим углам не дело.
– Квартира? – не поняла Юля. – Откуда? Ты купил ее? – Взяв в руки документы, стала вчитываться в текст.
Шадрин промолчал и только лоб потер.
– Это ж сколько денег! Папа, откуда? Как ты смог? – у нее аж в глазах потемнело.
– Это доча, не твоя забота, не дороже денег, – Петр прошелся по крохотной комнатке. Он знал, что покупка вызовет вопросы, потому и сделал все сам, не спрашивая дочь с зятем ни о чем. Купил и купил. А дареному коню в зубы не смотрят.
– Не дороже денег? – еле слышно прошептала Юля. – А я тебе не дороже? Я как жить должна? Вот с таким лицом? Мы на операцию накопить не можем – все на аренду, да на кредит уходит. А ты квартиру купил… Толку мне с нее! Какая разница, где от людей прятаться – здесь или еще где!
Петр отвернулся, закусив губу. Опять она про операцию, он-то думал, прошло уже все. Ну что еще девке надо? Муж есть, сын, квартира – живи и радуйся! А она…
– Опять ты за свое! – не выдержал он. – Хочешь под нож? На кладбище не терпится? Сына сиротой оставить? Дура, девка!
– Папа! – из глаз у нее брызнули слезы. – Лучше на кладбище, чем с такой рожей людей пугать!
– Ну как знаешь! – Петр в сердцах стукнул ладонью по столу. – А я тебе все сказал. Ключи на столе. Живите. Или не живите. А я поехал.
Дверь хлопнула, и Юля прижала руки к горлу. Жалко папу до слез и себя жалко и Ваньку. Через минут пятнадцать дверь хлопнула еще раз, это Костя пришел с работы.
– Ничего себе! – сказал он, просмотрев документы. – Вот так сюрприз! И что ты горюешь?
Она только рукой махнула, оглядела убогую обстановку: диван с лоснящейся обивкой, игрушки, громоздящиеся на полу, стол, заваленный бельем, ожидающим глажки, ноутбук, приткнувшийся на подоконнике. Да, тесно. И дорого. И наверное, папа прав. Но, боже мой, как она несчастна! Неужели не сможет она никогда сама распоряжаться своей жизнью?
Переехали быстро, благо вещей-то немного. Ну а там новые заботы: мебель, ремонт, всякие мелочи бытовые. Хоть и хлопотно, а приятно: все же свое, родное. С папой она помирилась, конечно, но червячок обиды остался, свернулся клубочком и периодически кусал ее истонченную израненную душу.