Юрий Галансков учился на историческом факультете Московского государственного университета, а после отчисления – на вечернем отделении Историко-архивного института, работал в Государственном литературном музее.

Он писал стихи, участвовал в литературных чтениях у памятника Владимиру Маяковскому. В 1961 г. Юрий принял участие в создании поэтического сборника «Феникс», получившего известность в самиздате. Галансков был одним из организаторов «митинга гласности» на площади Пушкина в Москве 5 декабря 1965 г. в защиту арестованных литераторов Синявского и Даниэля, за участие в котором подвергся кратковременному аресту. На следующий год, также 5 декабря, Ю. Галансков вновь организовал на площади Пушкина митинг общественного несогласия с антиконституционной политикой власти. Вслед за Л. Чуковской он написал открытое письмо М. Шолохову, осудившему писателей, опубликовавших свои произведения за границей, которое отправил одновременно в редакции «Нового мира» и «Литературной газеты». В своем обращении к Нобелевскому лауреату, называя литературу «специфическим, самым доступным и самым эффективным способом познания мира, способом воспитания чувств и формирования психологии», Галансков говорит о том, что «в России шестидесятых годов машинописная перепечатка лучших образцов современной отечественной литературы достигла, вероятно, беспрецедентных масштабов – только с начала шестидесятых годов мы массово начали читать Пастернака, Ахматову, Цветаеву, Хлебникова, Мандельштама, Булгакова, Платонова и т. д.» [51] .

Галансков исповедовал идеи пацифизма и пытался создать антивоенную организацию в СССР. С этой целью он составил проекты программы и устава Всемирного союза сторонников всеобщего разоружения. Выражением его взглядов стала одиночная демонстрация перед посольством США в 1965 г. в знак протеста против политики Америки в Доминиканской республике. Пафосом освобождения наполнены его стихи «За революцией – революция». При этом очевидно взросление автора в советской идеологии.

В 1966 г. Галансков, как редактор и издатель, составил сборник общественно-политических и литературных материалов «Феникс-66». В нем, в отличие от предыдущего «Феникса», основное место занимала не поэзия, а литературная, философская и политическая публицистика. Содержание включало статью Андрея Синявского, философское эссе Григория Померанца, две работы самого Галанскова – «Открытое письмо Михаилу Шолохову» и статья «Организационные проблемы движения за полное и всеобщее разоружение и мир во всем мире». Последняя явилась одним из первых пацифистских документов в советском самиздате. Текст, открывающий сборник, заканчивался словами: «Вы можете выиграть этот бой, но все равно вы проиграете эту войну, войну за демократию и Россию» [53] .

19 января 1967 г. Ю. Галанскова арестовали и после года пребывания под следствием в Лефортовской тюрьме приговорили к 7 годам лагерей строгого режима за «антисоветскую агитацию и пропаганду». Из последнего слова Юрия Галанскова на суде: «В заключение я хотел бы сказать о социальной проблематике журнала “Феникс”. Первоначально “Феникс” был задуман мной как пацифистский журнал, и в том, что впоследствии мои намерения изменились, решающую роль сыграл процесс Синявского и Даниэля» [54] .

В Мордовском лагере Ю. Галансков принимал участие в голодовках протеста: боролся против злоупотреблений лагерной администрации, отстаивал права других политзаключенных. Голодовки, условия работы и лагерной жизни оказались губительными для его здоровья. Тем не менее он категорически отказывался подать просьбу о помиловании, т. к. для него это означало признание своей вины и раскаяние. В одном из писем из лагеря он писал родным: «А домой очень хочется. Очень-очень! Хотя из этого не следует, что здесь жить невозможно. Совсем не следует. Даже наоборот. И, если у человека нормальное здоровье, то в некотором роде, он даже может считать, что ему повезло – пройти сквозь эту жизнь. Здесь многое постигается, здесь грани жизни отчетливы. Здесь человек понимает жизнь до ее последних возможных глубин. Отсюда, как с вершины, видишь человеческую трагикомедию и ее социальные формы» [55] . Осенью 1972 г. Юрий Галансков скончался в лагерной больнице после неудачной операции.

В конце 1960-х гг., почувствовав тенденции к возрождению сталинизма, «частичную или косвенную реабилитацию Сталина», советская творческая интеллигенция организовала подписные кампании, которые оставили в массиве самиздата коллективные письма протеста, глубоко анализирующие социально-политическую и культурную ситуацию в стране после ХХ съезда: «Письмо 25 деятелей культуры Брежневу о тенденциях к реабилитации Сталина» (без даты, предположительно 1966 г., накануне XXIII съезда КПСС); «Письмо 43 детей коммунистов, необоснованно репрессированных Сталиным, в ЦК КПСС об опасности неосталинизма» (24 сентября 1967 г.); «Заявление Б. Б. Вахтина и Ю. Б. Вахтина [56] в советские органы о практике проведения закрытых политических процессов» (январь 1968 г.); «Обращение И. Габая [57] , Ю. Кима [58] , П. Якира [59] к деятелям науки, культуры и искусства СССР» (январь 1968 г.); «Письмо Л. Чуковской в редакцию “Известий” о неосталинизме» (февраль 1968 г.); «Открытое письмо П. Г. Григоренко и А. Е. Костерина [60] о ресталинизации» (приблизительно март 1968 г.); «Открытое письмо Р. Медведева [61] в журнал “Коммунист” по поводу позиции этого журнала в освещении личности Сталина и попытках его реабилитации» (3 апреля 1969 г.); «Обращение 10 к Международному совещанию коммунистических и рабочих партий в связи с возрождением сталинских методов в СССР» (1 июня 1969 г.) [62] . Подписи, стоящие под перечисленными и другими письмами – это не только факт биографии известных людей, но также проявление гражданского мужества и акт нравственного выбора.

Письмо Габая, Кима и Якира адресовано «наследникам великих гуманистических традиций русской интеллигенции». В нем говорится о «зловещих симптомах реставрации сталинизма», проявленных, в первую очередь, «в организации жестоких процессов над людьми, которые посмели отстаивать свое достоинство и внутреннюю свободу, дерзнули думать и протестовать». «Наивным надеждам на полное оздоровление общественной жизни, вселенной в нас решениями XX и XXIII съездов, не удалось сбыться. <…> Главный расчет при этом делается на нашу общественную инертность, короткую память, горькую нашу привычку к несвободе», – делятся своими разочарованиями авторы письма. Вехами возрождения сталинизма они называют: «аплодисменты, раздающиеся при упоминании с высоких трибун имени И. В. Сталина в положительном контексте»; замалчивание исторической правды об организаторах советского государства (например, Л. Д. Троцком), в то время как заслуги Сталина в годы гражданской войны не оспариваются официальной историей; ограничение использования в советской печати термина «культ личности» – его «рекомендуют употреблять только применительно к латиноамериканским диктаторам или к Мао Цзедуну»; сворачивание демократических начинаний в области литературы, живописи, кинематографа; диктат конъюнктуры в общественных науках и т. д. [63]

25 деятелей культуры, среди которых академики Л. А. Арцимович, П. Л. Капица, С. Д. Сказкин, И. Е. Тамм, А. Д. Сахаров, М. А. Леонтович, И. М. Майский, народные артисты СССР М. М. Плисецкая, М. И. Ромм, А. А. Попов, Г. А. Товстоногов, И. М. Смоктуновский, главный режиссер театра «Современник» О. Н. Ефремов, лауреаты государственных премий, члены союзов писателей и художников СССР В. П. Катаев, П. Д. Корин, В. П. Некрасов, К. Г. Паустовский, К. И. Чуковский, М. М. Хуциев и др. обращали внимание «глубокоуважаемого Леонида Ильича» на «опасность двух расколов». Во-первых, внутри советского общества, т. к. «реабилитация Сталина вызвала бы большое волнение среди интеллигенции и серьезно осложнила бы настроения в среде нашей молодежи». Во-вторых, «в рядах мирового коммунистического движения» [64] .