Он спустился по ступеням в метро. Билетеры по-прежнему стояли на своих местах в вестибюле, напуганные шумом взрывов. Некоторые из них были покрыты пылью – по-видимому, они выходили на улицу, чтобы посмотреть, что происходит. Таниэль купил билет до Южного Кенсингтона; нашаривая в кармане четыре пенса, он чувствовал на себе взгляд билетера.

– Мы слышали грохот, – робко произнес тот. – Тут говорили, что половина Уайтхолла взлетела на воздух.

– Только Скотланд-Ярд, – ответил Таниэль. – Мне надо на эту платформу или на противоположную?..

– На эту сторону. А… с вами все в порядке?

– Да. Спасибо, – добавил он и с билетом в руках отошел от билетера.

Над западной платформой висел зернистый пар. У него был привкус сажи, и стены были черны от нее. Он прислонился к колонне. У Таниэля слегка кружилась голова, он не знал, от спертого ли воздуха или из-за вызванного взрывом шума. Он почти не ездил на метро. Пимлико находится достаточно близко к Уайтхоллу, и ходить на службу пешком было приятнее, к тому же ему совсем не хотелось приобрести болезнь легких из-за частых поездок на метро. И это был не просто глупый психоз. На противоположной стене, над рельсами, были наклеены плакаты. Два, расположенных ближе всего к Таниэлю, рекламировали новейший чудодейственный эликсир для лечения бронхиальных болезней. Он обратил внимание на дребезжащий звук и вдруг осознал, что до сих пор держит часы в засунутой в карман руке. Рука дрожала, и цепочка звякала о корпус часов.

Две женщины искоса разглядывали его. Он посмотрел назад, потом на них, и они отвели глаза. В кучке ожидающих поезда людей началось движение. Увидев Таниэля, мужчины, оставив своих спутниц на платформе, пошли к выходу, чтобы выяснить, что происходит на поверхности. Они, видимо, слышали звук взрыва, но это могло быть и что-нибудь под землей: поезд, слишком резко ударивший бамперами, или строительные работы в одном из новых туннелей. Но Таниэль с ног до головы был покрыт пылью, а теперь пыль следовала за ним, как шлейф. Он услышал голоса людей, кричавших стоявшим внизу, что снаружи все затянуто дымом и виден огонь от пожаров. На платформе появился полицейский и подошел к стоявшему рядом с Таниэлем кондуктору.

– Насколько глубоко проложены эти туннели? – спросил он. – Какой-нибудь из них проходит под Скотланд-Ярдом?

– Нет. А что? Не слишком глубоко…

– Южный Кенсингтон! – выкрикнул кондуктор. Таниэль резко дернулся от неожиданности и почувствовал острую боль в затылке. Он надавил рукой у основания шеи. Две женщины снова уставились на него.

Поезд подошел к платформе в густом облаке пара, сквозь который красным светились его передние фонари. Как только Таниэль вошел в вагон, паровоз запыхтел, и поезд отправился дальше. Прислонившись виском к стеклу, Таниэль размышлял о том, что поезд, на самом деле, – идеальное место для подкладывания бомбы. В поездах всегда полно пассажиров, а работающих в них проводников явно недостаточно для того, чтобы тщательно проверять каждый вагон. Эта мысль пришла ему в голову, когда вагон резко тряхнуло и газовый фонарь у него над головой замигал, хотя причиной тому была лишь неровность на стыке рельсов.

В вагоне, кроме него, никого не было. Собственное, седое от пыли, отражение в окне напомнило Таниэлю об отце, который к моменту рождения детей был уже пожилым человеком. Он, выполнив свой долг, умер внезапно, когда Таниэлю было всего пятнадцать, а Аннабел – восемнадцать лет. Отец не оставил завещания, поэтому они отправились на спиритический сеанс в Линкольн, где старый человек задал через девушку-медиума вопрос, не помогут ли они герцогу найти нового лесничего, а также передал, что его сбережения хранятся в коробке с рыболовными снастями, под кучкой бронзовых крючков.

Станция «Южный Кенсингтон» находилась неглубоко под землей, всего около двадцати футов от поверхности. Контролеры, изумленные видом его покрытой пылью и пеплом фигуры, даже не проверили у него билет. Они не слышали взрывов: Вестминстер был отсюда слишком далеко. Выйдя из метро, Таниэль не сразу сориентировался, но вскоре сообразил, что станция находится в верхней части Найтсбриджа. Дождь припустил так сильно, что капли отскакивали от мостовой, и над ней висела пелена тумана. Шум окрашивал все вокруг в цвета радуги, и он оперся рукой о стену. Призматические цвета обычно казались ему красивыми, но из-за рези в глазах, пока он не привык к звукам, Таниэль видел лишь пульсирующие вспышки. Наконец, раскрыв над головой зонт, оставивший у него на коленях мокрые следы, пока он держал его, сидя в поезде, Таниэль зашагал вдоль длинной улицы.

Филигранная улица состояла из домов средневековой постройки с выступающими вперед верхними этажами. На ее дальнем конце фронтоны домов подходили друг к другу так близко, что соседи, стоящие друг напротив друга у окон своих спален, могли бы обменяться рукопожатием. Из-за темноты номера домов были неразличимы, но Таниэлю не стоило труда найти дом двадцать семь: это была единственная лавка, в которой до сих пор горел свет. Лампа в ее витрине освещала механическую модель города, прираставшего мостами и башнями до тех пор, пока он не стал Лондоном. Таниэль толкнул дверь, она оказалась незапертой. Колокольчика на ней не было.

– Есть здесь кто-нибудь? – позвал он в пустоту. Его голос звучал надтреснуто. Электрические лампы зажглись, когда он вошел внутрь, и он замер, не понимая, каким образом это произошло, и ожидая с напрягшейся спиной, что за этим последует. Ряды лампочек на потолке образовывали причудливые круги. Ему приходилось видеть подобное на улицах, когда включали иллюминацию, но никогда в домах. Вольфрамовые нити в них, вначале оранжевые, затем становились желтовато-белыми; они были намного ярче газовых ламп. Блеск электричества заставил его стиснуть зубы. В этом было что-то неправильное, как в бесконечном переплетении рельсов возле вокзала Виктория. Однако ничего особенного не случилось, только свет стал слегка ярче. Все вокруг засияло в этом новом свете. У противоположной стены стояли высокие часы с маятником, приводимым в движение сочлененными лапками и крылышками золотой цикады. В воздухе вращалась механическая модель Солнечной системы, поддерживаемая магнитами, а на краю стоящего на возвышении письменного стола уселись две маленькие бронзовые птички. Одна из них, подпрыгивая, приблизилась к микроскопу и стала заинтересованно постукивать клювом по его бронзовой оправе. Все вещи в этой комнате мерцали и мигали, щелкали и тикали.