Стихотворения (Лирика декабристов)
вернуться

Рылеев Кондратий Федорович
Шрифт:

1824

Стансы

(К А. Б<естуже>ву)

Не сбылись, мой друг, пророчества

Пылкой юности моей: Горький жребий одиночества Мне сужден в кругу людей. Слишком рано мрак таинственный Опыт грозный разогнал. Слишком рано, друг единственный, Я сердца людей узнал. Страшно дней не ведать радостных, Быть чужим среди своих, Но ужасней истин тягостных Быть сосудом с дней младых. С тяжкой грустью, с черной думою Я с тех пор один брожу И могилою угрюмою Мир печальный нахожу. Всюду встречи безотрадные! Ищешь, суетный, людей, А встречаешь трупы хладные Иль бессмысленных детей...

1824

К N. N.

Ты посетить, мой друг, желала Уединенный угол мой, Когда душа изнемогала В борьбе с болезнью роковой. Твой милый взор, твой взор волшебный Хотел страдальца оживить, Хотела ты покой целебный В взволнованную душу влить. Твое отрадное участье, Твое вниманье, милый друг, Мне снова возвращают счастье И исцеляют мой недуг. Я не хочу любви твоей, Я не могу ее присвоить; Я отвечать не в силах ей, Моя душа твоей не стоит. Полна душа твоя всегда Одних прекрасных ощущений, Ты бурных чувств моих чужда, Чужда моих суровых мнений. Прощаешь ты врагам своим Я не знаком с сим чувством нежным И оскорбителям моим Плачу отмщеньем неизбежным. Лишь временно кажусь я слаб, Движеньями души владею; Не христианин и не раб, Прощать обид я не умею. Мне не любовь твоя нужна, Занятья нужны мне иные: Отрадна мне одна война, Одни тревоги боевые. Любовь никак нейдет на ум: Увы! моя отчизна страждет, Душа в волненьи тяжких дум Теперь одной свободы жаждет.

1824 или 1825

Бестужеву

Хоть Пушкин суд мне строгий произнес И слабый дар, как недруг тайный, взвесил, Но от того, Бестужев, еще нос Я недругам в угоду не повесил. Моя душа до гроба сохранит Высоких дум кипящую отвагу; Мой друг! Недаром в юноше горит Любовь к общественному благу! В чью грудь порой теснится целый свет, Кого с земли восторг души уносит, Назло врагам тот завсегда поэт, Тот славы требует, не просит. Так и ко мне, храня со мной союз, С улыбкою и с ласковым приветом Слетит порой толпа вертлявых муз, И я вдруг делаюсь поэтом.

1825

Из сборника «ДУМЫ»

Иван Сусанин

«Куда ты ведешь нас?.. не видно ни зги! Сусанину с сердцем вскричали враги: — Мы вязнем и тонем в сугробинах снега; Нам, знать, не добраться с тобой до ночлега. Ты сбился, брат, верно, нарочно с пути; Но тем Михаила тебе не спасти! Пусть мы заблудились, пусть вьюга бушует, Но смерти от ляхов ваш царь не минует!.. Веди ж нас, — так будет тебе за труды; Иль бойся: не долго у нас до беды! Заставил всю ночь нас пробиться с метелью... Но что там чернеет в долине за елью?» «Деревня! — сарматам в ответ мужичок: Вот гумна, заборы, а вот и мосток. За мною! в ворота! — избушечка эта Во всякое время для гостя нагрета. Войдите — не бойтесь!» — «Ну, то-то, москаль!.. Какая же, братцы, чертовская даль! Такой я проклятой не видывал ночи, Слепились от снегу соколий очи... Жупан мой — хоть выжми, нет нитки сухой! Вошед, проворчал так сармат молодой. Вина нам, хозяин! мы смокли, иззябли! Скорей!.. не заставь нас приняться за сабли!» Вот скатерть простая на стол постлана; Поставлено пиво и кружка вина, И русская каша и щи пред гостями, И хлеб перед каждым большими ломтями. В окончины ветер, бушуя, стучит; Уныло и с треском лучина горит. Давно уж за полночь!.. Сном крепким объяты, Лежат беззаботно по лавкам сарматы. Все в дымной избушке вкушают покой; Один, настороже, Сусанин седой Вполголоса молит в углу у иконы Царю молодому святой обороны!.. Вдруг кто-то к воротам подъехал верхом. Сусанин поднялся и в двери тайком... «Ты ль это, родимый?.. А я за тобою! Куда ты уходишь ненастной порою? За полночь... а ветер еще не затих; Наводишь тоску лишь на сердце родных!» «Приводит сам бог тебя к этому дому, Мой сын, поспешай же к царю молодому, Скажи Михаилу, чтоб скрылся скорей. Что гордые ляхи, по злобе своей, Его потаенно убить замышляют И новой бедою Москве угрожают! Скажи, что Сусанин спасает царя, Любовью к отчизне и вере горя. Скажи, что спасенье в одном лишь побеге И что уж убийцы со мной на ночлеге». «Но что ты затеял? подумай, родной! Убьют тебя ляхи... Что будет со мной? И с юной сестрою и с матерью хилой?» «Творец защитит вас святой своей силой. Не даст он погибнуть, родимые, вам: Покров и помощник он всем сиротам. Прощай же, о сын мой, нам дорого время; И помни: я гибну за русское племя!» Рыдая, на лошадь Сусанин младой Вскочил и помчался свистящей стрелой. Луна между тем совершила полкруга; Свист ветра умолкнул: утихнула вьюга. На небе восточном зарделась заря, Проснулись сарматы — злодеи царя. «Сусанин! — вскричали, — что молишься богу? Теперь уж не время — пора нам в дорогу!» Оставив деревню шумящей толпой, В лес темный вступают окольной тропой. Сусанин ведет их... Вот утро настало, И солнце сквозь ветви в лесу засияло: То скроется быстро, то ярко блеснет. То тускло засветит, то вновь пропадет. Стоят не шелохнясь и дуб и береза, Лишь снег под ногами скрипит от мороза, Лишь временно ворон, вспорхнув, прошумит, И дятел дуплистую иву долбит. Друг за другом идут в молчаньи сарматы; Все дале и дале седой их вожатый. Уж солнце высоко сияет с небес Всё глуше и диче становится лес! И вдруг пропадает тропинка пред ними: И сосны и ели, ветвями густыми Склонившись угрюмо до самой земли, Дебристую стену из сучьев сплели. Вотще настороже тревожное ухо: Все в том захолустье и мертво и глухо... «Куда ты завел нас?» — лях старый вскричал. «Туда, куда нужно! — Сусанин сказал. Убейте! замучьте! — моя здесь могила! Но знайте и рвитесь: я спас Михаила! Предателя, мнили, во мне вы нашли: Их нет и не будет на Русской земли! В ней каждый отчизну с младенчества любит И душу изменой свою не погубит». «Злодей! — закричали враги, закипев, Умрешь под мечами!» «Не страшен ваш гнев! Кто русский по сердцу, тот бодро, и смело, И радостно гибнет за правое дело! Ни казни, ни смерти и я не боюсь: Не дрогнув, умру за царя и за Русь!» «Умри же! — сарматы герою вскричали, И сабли над старцем, свистя, засверкали! Погибни, предатель! Конец твой настал!» И твердый Сусанин весь в язвах упал! Снег чистый чистейшая кровь обагрила: Она для России спасла Михаила!

1822

Волынский

«Не тот отчизны верный сын, Не тот в стране самодержавья Царю полезный гражданин, Кто раб презренного тщеславья! Пусть будет муж совета он И мученик позорной казни. Стоять за правду и закон, Как Долгорукий, без боязни. Пусть будет он, дыша войной, Врагам, в часы кровавой брани, Неотразимою грозой, Как покорители Казани. Пусть удивляет... Но когда Он все творит то из тщеславья Беда несчастному, беда! Он сын не славы, а бесславья. Глас общий цену даст делам, Изобличатся вероломства И на проклятие векам Предастся раб сей от потомства. Не тот отчизны верный сын, Не тот в стране самодержавья Царю полезный гражданин, Кто раб презренного тщеславья! Но тот, кто с гордыми в борьбе, Наград не ждет и их не просит, И, забывая о себе, Всё в жертву родине приносит. Против тиранов лютых тверд, Он будет и в цепях свободен, В час казни правотою горд И вечно в чувствах благороден. Повсюду честный человек, Повсюду верный сын отчизны, Он проживет и кончит век, Как друг добра, без укоризны. Ковать ли станет на граждан Пришлец иноплеменный цепи: Он на него — как хищный вран, Как вихрь губительный из степи! И хоть падет — но будет жив В сердцах и памяти народной И он и пламенный порыв Души прекрасной и свободной. Славна кончина за народ! Певцы, герою в воздаянье, Из века в век, из рода в род Передадут его деянье. Вражда к неправде закипит Неукротимая в потомках И Русь священная узрит Неправосудие в обломках». Так, сидя в крепости, в цепях, Волынский думал справедливо; Душою чист и прав в делах, Свой жребий нес он горделиво. Стран северных отважный сын, Презрев и казнью и Бироном, Дерзнул на пришлеца один Всю правду высказать пред троном. Открыл царице корень зла, Любимца гордого пороки, Его ужасные дела, Коварный ум и нрав жестокий. Свершил, исполнил долг святой. Открыл вину народных бедствий И ждал с бестрепетной душой Деянью правому последствий. Не долго, вольности лишен, Герой влачил свои оковы; Однажды вдруг запоров звон И входит страж к нему суровый. Проник — и, осенясь крестом, Сказал: «За истину святую И казнь мне будет торжеством! Я мнил спасти страну родную. Пусть жертвой клеветы умру! Что мне врагов коварных злоба? Я посвящал себя добру И верен правде был до гроба!» В его очах при мысли сей Сверкнула с гордостью отвага; И бодро из тюрьмы своей Шел друг общественного блага. Притек... увидел палача И голову склонил без страха. Сверкнуло лезвие меча И кровью освятилась плаха! Сыны отечества! в слезах Ко храму древнему Самсона! Там за оградой, при вратах, Почиет прах врага Бирона! Отец семейства! приведи К могиле мученика сына; Да закипит в его груди Святая ревность гражданина! Любовью к родине дыша, Да всё для ней он переносит И, благородная душа, Пусть личность всякую отбросит. Пусть будет чести образцом, За страждущих — железной грудью, И вечно заклятым врагом Постыдному неправосудью.

1821 или 1822

Державин

Н.И. Гнедичу

С дерев валится желтый лист,

Не слышно птиц в лесу угрюмом, В полях осенних ветров свист, И плещут волны в берег с шумом. Над Хутыиским монастырем Приметно солнце догорало, И на главах златым лучом, Из туч прокравшись, трепетало. Какой-то думой омрачен, Младый певец бродил в ограде; Но вдруг остановился он, И заблистал огонь во взгляде: «Что вижу я?.. на сих брегах, Он рек, — для севера священный Державина ль почиет прах В обители уединенной?» И засияли, как росой, Слезами юноши ресницы, И он с удвоенной тоской Сел у подножия гробницы; И долго молча он сидел, И, мрачною тревожим думой, Певец задумчивый глядел На грустный памятник угрюмо. Но вдруг, восторженный, вещал: «Что я напрасно здесь тоскую? Наш дивный бард не умирал: Он пел и славил Русь святую! Он выше всех на свете благ Общественное благо ставил И в огненных своих стихах Святую добродетель славил. Он долг певца постиг вполне, Он свить горел венок нетленный, И был в родной своей стране Органом истины священной. Везде певец народных благ, Везде гонимых оборона И зла непримиримый враг, Он так твердил любимцам трона: «Вельможу должны составлять Ум здравый, сердце просвещенно! Собой пример он должен дать, Что звание его священно; Что он орудье власти есть. Всех царственных подпора зданий; Должны быть польза, слава, честь Вся мысль его, цель слов, деяний» 1). О, так! нет выше ничего Предназначения поэта: Святая правда — долг его, Предмет — полезным быть для света. Служитель избранный творца, Не должен быть ничем он связан; Святей, высокий сан певца Он делом оправдать обязан. Ему неведом низкий страх; На смерть с презрением взирает И доблесть в молодых сердцах Стихом правдивым зажигает. Над ним кто будет властелин? Он добродетель свято ценит И ей нигде, как верный сын, И в думах тайных не изменит. Таков наш бард Державин был, Всю жизнь он вел борьбу с пороком; Судьям ли правду говорил. Он так гремел с святым пророком: «Ваш долг на сильных не взирать. Без помощи, без обороны Сирот и вдов не оставлять И свято сохранять законы. Ваш долг несчастным дать покров. Всегда спасать от бед невинных. Исторгнуть бедных без оков, От сильных защищать бессильных» 2). Певцу ли ожидать стыда В еуде грядущих поколений? Не осквернит он никогда Порочной мыелию творений. Повсюду правды верный жрец, Томяся жаждой чистой славы, Не станет портить он сердец И развращать народа нравы. Поклонник пламенный добра. Ничем себя не опорочит И освященного пера В нечестьи буйном не омочит. Творцу ли гимн святой звучит Его восторженная лира Словами он, как гром, гремит, И вторят гимн народы мира. О, как удел певца высок! Кто в мире с ним судьбою равен? Откажет ли и самый рок Тебе в бессмертии, Державин? Ты прав, певец: ты будешь жить. Ты памятник воздвигнул вечный, Его не могут сокрушить Ни гром, ни вихорь быстротечный» 3). Певец умолк — и тихо встал; В нем сердце билось, и в волненьн, Вздохнув, он, отходя, вещал В каком-то дивном исступлеиьн: «О, пусть не буду в гимнах я, Как наш Державин, дивен, громок, Лишь только б молсил про меня Мой образованный потомок: «Парил он мыслию в веках, Седую вызывая древность, И воспалял в младых сердцах К общественному благу ревность!»

1) См. «Вельможа», соч. Державина.

2) См. «Властителям и судиям», его же.

3) См. Памятник, подражание Державина Горациевой оде: «Exegi monumentum aere perennius...»

1822

Комментарии

К ВРЕМЕНЩИКУ. Направлено против всесильного фаворита Александра I графа Аракчеева (1769 — 1834). По словам Н. А. Бестужева, «это был первый удар, нанесенный Рылеевым самодержавию».

Кимвальный звук. Кимвалы — музыкальный инструмент (тарелки). Сеян (ум. 31) — начальник гвардии в Риме, казненный за подготовку заговора против императора Тиберия. Марк Туллий Цицерон (106-43 до н. э.) — римский оратор и государственный деятель, в 63 г. до и. э. разоблачил заговор Люция Сергия Кати-лины (108-62 до н. э.). Гай Лонгин Кассий (ум. 41 до н. э.), Марк Юний Брут (85-42 до н. э.), Катон Младший или Утический (95-47 до н. э.) — поборники республики, борцы против диктатуры Цезаря. Селения лишил их прежней красоты. — Наиек на военвые поселения, созданные Аракчеевым.

А. П. ЕРМОЛОВУ. Написано в связи со слухами, что генерал Алексей Петрович Ермолов (1777-1861), пользовавшийся популярностью среди декабристов и намеченный ими в члены будущего временного правительства, назначается командующим армией, которая поддержит борьбу греков против турецкого владычества. Ср. послание Кюхельбекера «А. П. Ермолову». Пал-лада — Афина, богиня мудрости и богиня-воительница. Феникс — волшебная птица, сгоравшая и возрождавшаяся из пепла. Фемистокл (ок. 514-449 до н. э.) — греческий политический деятель и полководец.