Поднялся сильный северный ветер. Он нес прямо в глаза наступающим дым, пыль, огонь. Позиций противника не видно. В эту крутящуюся дымовую завесу уходят наши наступающие войска. В течение почти трех суток 5-й танковый полк вместе с 172-й стрелковой и 42-й кавалерийской дивизиями вел непрерывный бой в районе Армянска и Перекопского вала. Большая часть легких машин, вооруженных пулеметами, выбыла из строя под огнем немецкой артиллерии и танков. Но наши "тридцатьчетверки" нагоняли страх и ужас на врага. Из десяти этих машин мы потеряли только одну, да и то по своей оплошности: она угодила в противотанковый ров, и ее не удалось вытащить.

Поздней ночью на 28 сентября, обходя позиции частей на западной окраине Армянска, я увидел группу танкистов, приютившихся у "тридцатьчетверки", укрытой в развалинах какой-то стены. Горел огарок свечи. Они что-то писали. Среди них вижу знакомого мне Николая Топоридзе, а также похожего своим круглым лицом и длинными усами на Тараса Бульбу, комиссара полка, водителя танка Мирошниченко, который днем таранил фашистский танк...

– Чем заняты, товарищи?

– Историю описываем, товарищ генерал! Это было так неожиданно и так мало отвечало обстановке, что я переспросил:

– Не понимаю! Объясните, пожалуйста. Танкисты потеснились, освобождая место на куче битого кирпича. Оказалось, что речь идет об истории полка, которую эти герои творили на поле боя, а вот теперь решили увековечить. Теплый комок подкатил к горлу, когда слушал это объяснение. Хотелось им сказать: "Эх, ребята... ну какие же вы молодцы!.."

Среди других эпизодов из боевой жизни за 27 сентября был один, записанный по рассказам механика-водителя командирского танка Топоридзе. В с. Волошине танк уже раздавил две мазанки, протаранил стены третьей, и крыша, осев, обвалилась на машину. Водитель решил сдать назад. Что-то произошло с ленивцем правой гусеницы. Баранов уж приказал было открыть аварийный люк. Но появились немцы, застучали о броню прикладами автоматов: "Рус, сдавайся..." Танкисты молчали. В триплекс было видно, что четыре автоматчика подвели пленного красноармейца, оборванного и в крови. Фашистский офицер ему что-то приказал, махнув на танк. Он покачал головой. Офицер ударил его по лицу. Тогда пленный крикнул: "Ребята, чего стоите? Дави их! Меня не жалейте!.."

– Майор мне приказал, - рассказывал Топоридзе, - "Давай вторую скорость, крути влево!" Мгновенно наш танк повернулся почти на триста шестьдесят градусов. Все кругом смял. И того, нашего, тоже, - говорил с влажными глазами механик-водитель.
– А танк-то после этого пошел! Стучит, слышу, правая гусеница, но пошел. На пол-ленивце догнали остальные машины - и в бой, давить мотоциклистов.

После я спросил Баранова, он подтвердил и добавил:

– Ужасное чувство испытал, когда понял, что вот сейчас придется нашего человека раздавить. Как он крикнул: "Меня не жалейте! Я теперь без пользы!" мы из танка хором ответили: "Русские не сдаются!" - и крутанули...

На рассвете 29 сентября майор Баранов докладывал своему комдиву, что находится тремя километрами севернее Перекопского вала и ведет бой в направлении "Червоного чабана". Немцы сосредоточивают до 70 танков. Майор просил огневой поддержки. Но мы уже имели приказ отойти, и полковник Торопцев приказал 5-му полку выйти в район восточное Армянска и прикрывать отход частей оперативной группы на Ишуньские позиции.

Полк эту задачу выполнил хорошо. Хочется отметить мужество старшего техника полка лейтенанта Мисюры. Под его руководством в Будановке вместе со стрелками оборонялись тыловые подразделения танкистов - все, вплоть до повара.

В последние дни сентября войска оперативной группы вели упорные оборонительные бои сначала на промежуточном рубеже с. Каджанай (Самокиши), Филатовка, Будановка, Кураевка, а затем на самых подступах к Пятиозерью. 29 сентября противник настойчиво атаковал нас (до четырех пехотных полков со ста танками). С 6.00 до 18.00 над нами висели немецкие бомбардировщики с группами прикрытия в 25 - 40 истребителей. Видимо, у противника при столь интенсивной работе его авиации недоставало боеприпасов, и с воздуха сыпалась на нас кроме бомб всякая тяжелая дребедень.

Днем на командный пункт опергруппы прибыл начальник штаба 51-й армии генерал-майор Михаил Михайлович Иванов. Он сообщил, что Я. Т. Черевиченко начал наступление, пока оно развивается успешно, и это, по всей видимости, несколько облегчит наше положение, потому что Манштейну придется позаботиться о защите своего правого крыла и о каховской переправе{14}.

Я спросил его, какие войска будут выдвинуты на Ишуньские позиции. Он угрюмо ответил, что Кузнецов решил поставить там мою оперативную группу. "Может быть, удастся пополнить ее одним полком 321-й дивизии. Но с оружием у них плохо".

Командующий действительно приказал войскам оперативной группы занять дефиле в районе пяти озер. При этом 271-я дивизия была передана 9-му корпусу, 42-я кавдивизия вышла в резерв армии, 172-й дивизии, оставшейся в составе опергруппы, было приказано занять оборону по реке Чатырлык. Этот рубеж рассматривался как вторая линия обороны Ишуньских позиций. Но непосредственно в районе озер оборону приняла 156-я дивизия, вернее, те немногочисленные подразделения, которые у нее остались после тяжелых боев на Перекопе.