«Последний бал К. Г.» – это история любви корнета-добровольца и девушки из дворянской семьи Архангельска. Им суждено было встретиться во время драматических событий 1919 года.
Повествование имеет документальную основу.
Это издание завершает серию книг Александра Лыскова («Иван и Тая», 2018 г.; «Дом для Девы», 2019 г.), героями которых являются люди старинного, дореволюционного, склада.
Память мрамора
Кладбище древнее. Перемешаны тут в земле десятки поколений горожан. Старинных могил немного. И все они – под стенами храма, как часть строения. На одной из плит споры мха не прижились. Сто лет, а плита, как новая.
Мох только в желобах надписи, и можно прочитать:
«Андрй Васильевич Гагаринъ, корнт.
1898–1919 гг.»
И ниже – барельеф в виде двух скрещённых пистолетов, с длинными дулами, дуэльных…
Сто лет назад
Они бегали вокруг стола. Ксюша дразнила его
– Корнет, а где же ваш кларнет?
Он на ходу сочинял:
– Прекрасная Дама не знает, что часто от радости рот разевает…
Теперь уже она бросалась за ним, чтобы поколотить кулачками по спине, обтянутой чёрным сукном новенького мундира, сама будучи вся в белой кисее.
< image l:href="#"/>Он поворачивался к ней. Смирял. Слова утопали в неге.
– Свой ротик прелестный разинув, глядит на кузена кузина…
Они целовались.
Парад надежды
За окном, у памятника Петру, духовой оркестр отбивал польки и марши. Завывания гармошки в портовом кабаке подхватывали трубные голосища пароходов. А из-за кружевных штор усадьбы Ганецких, из-под пальчиков Ксюши изливались на площадь волны фортепьянной музыки – праздник тезоименитства государя совпал с парадом союзных войск.
Она встала из-за рояля.
– Идёмте, корнет! Сейчас начнётся…
На портовой площади выстроились роты канадских стрелков в грубых суконных куртках.
Клетчатые юбки колыхались от ветра на солдатах шотландской пехоты.
Перед своими ползучими чудовищами из клёпаной стали замерли в строю одетые в кожу экипажи бронетанкового батальона герцога Эттингенского.
Духовой оркестр умолк.
На трибуну-времянку взбежал бородатый господин в сюртуке с серебряными пуговицами. Он снял шляпу и принялся вбрасывать в вязкий воздух июньского полдня слова о войне и чести, о великодушии горожан и благородстве воинов.
– Папа сегодня в ударе, – прошептала Ксюша и слегка притиснула к груди локоть корнета.
Корнет сиял, вытягивал подбородок из жёсткого воротника, крутил головой.
Он был высок. Щёки гладко выбриты, усы слегка подкручены, а под нижней губой чернел клочок эспаньолки. Ноздри трепетали на крупном носу, словно бы он постоянно к чему-то принюхивался, – контузия не отпускала.
Он уже почти не хромал, но от него всё ещё пахло карболкой, что всякий раз останавливало Ксюшу во время объятий, и сейчас на площади она тоже осторожничала с его покалеченной рукой.
Начался парад.
Шотландцы с голыми коленками, укутанные в килты [1] , под звуки волынок промаршировали в полусажени от корнета и Ксюши.
На неё опять напали смешливые корчи, и опять она не позволила себе во всю силу, нажимом локтя, передать свои чувства корнету.
Шепнула на ухо:
– Боже, как они милы.
Глаза у корнета потемнели.
– Смешны, ты хотела сказать?
– Ну, конечно, Андрэ! Bien s^ur!..
1
Пледы. – Здесь и далее примеч. автора.
Конец ознакомительного фрагмента.