Высич усмехнулся и юноша сразу вспыхнул.

– Разве я сказал что-нибудь смешное?!

– Ну что вы, – успокаивающе качнул головой Высич. – Просто я предпочел бы поговорить с вами на улице. Здесь пахнет формалином, да и люди… – Высич незаметно покосился на снующих вокруг студентов и служителей анатомички.

Даже не набросив на плечи шинели, студент порывисто вышел вслед за Высичем, который незамедлил поинтересоваться:

– Простудиться не боитесь?

– Я постоянно занимаюсь закаливанием организма, – с чувством явного внутреннего превосходства сообщил Ментор, шагая по узкой снежной тропинке. – Профессиональный революционер обязан уметь бороться с любыми невзгодами. Даже с климатическими. Разве не так?

Высич понимающе кивнул. Студент смешил его, но сердить собеседника Валерию не хотелось. Он просто расстегнул пальто и извлек из кармана пачку пригласительных билетов.

Получив приглашение на банкет, Ромаульд Озиридов долго не раздумывал. Отчего бы не провести пару-тройку дней в губернском центре, не повидать однокашников?

Утром двенадцатого января присяжный поверенный Озиридов уже был в Томске.

Как всегда, Озиридов остановился в гостинице «Россия». Он не без удовольствия провел день в праздности, лишь вечером, тщательно осмотрев себя в зеркале и оценив явные преимущества своего нового костюма, неторопливо спустился на улицу.

– Извозчик! На Никитинскую!

– К Железнодорожному собранию?

– Именно.

– Э-э-э, барин! – развеселился извозчик. – Вы уже третий сегодня. Спектаклю там дают, что ль?

– Банкет, – коротко отозвался Озиридов.

– Хорошее дело!

– Ты, любезный, на дорогу посматривай, не ровен час в сугроб завезешь.

Извозчик даже обиделся.

Поднимаясь по ступеням, неторопливо оглядываясь, не мелькнет ли где знакомое лицо, Ромуальд Иннокентьевич заметил прохаживающегося под окнами клуба сухощавого господина в пальто с дорогим воротником, с тростью.

Странно, странно… Всмотревшись пристальнее, Озиридов хотел было окликнуть показавшегося очень знакомым господина, но в поле его зрения попали городовые, насупленно взирающие на прибывающую публику, и, торопясь, Озиридов сам сбежал вниз.

– Как ты тут оказался? – негромко спросил он, подходя к господину с тростью.

Высич, казалось, не удивился встрече:

– Аллаверды, мой друг!

Нервно пожимая жесткую ладонь друга, Ромуальд Иннокентьевич поспешно, словно отмахиваясь, пробормотал:

– Аллаверды, аллаверды!.. Валерий, ты что, опять?..

Высич широко улыбнулся:

– По случаю Татьяниного дня и юбилея родного университета отпросился у нарымского пристава!

Озиридов нахмурился:

– Вечно ты со своими шуточками! Сбежал?

– Если быть точным в формулировках, – усмехнулся Высич. – Уплыл.

– Неужели ты собираешься идти в зал? – оглянувшись на городовых, встревоженно спросил Озиридов.

– Почему бы и нет? – развел руками Высич и вынул из кармана билет. – Меня же пригласили…

– Зачем тебе это надо?

Высич усмехнулся не очень добродушно:

– Хочу послушать, о чем ваш брат, либерал, толковать будет. Очень любопытно.

– Это безумие! – всплеснул руками Ромуальд Иннокентьевич. – Тебя снова поймают и снова посадят. А я в каком положении окажусь? Среди приглашенных Житинский, другие…

– Не беспокойся, Цицерон, – употребляя студенческое прозвище Озиридова, сказал Высич. – Я не буду с тобой рядом сидеть.

– Ты меня не так понял! – обиделся Озиридов. – Я пекусь исключительно о твоем благе!

– Тогда пойдем, – предложил Высич.

Появляться в обществе беглого ссыльного никак не входило в планы присяжного поверенного, однако, бесшабашно сбив на затылок шапку, он подхватил приятеля под руку и, проходя мимо городовых, рассмеялся внешне непринужденно, так, будто ему только что рассказали не очень пристойный анекдот.

Один из городовых, пожевывая заиндевевшие усы, проводил веселых господ понимающим и завистливым взглядом.

– Ваши билеты? – протянул руку дежуривший в дверях мужчина в мешковато сидящей визитке, но со взглядом уверенным, понимающим, что к чему в этой жизни.

– Василий Августович, голубчик! – приобнял его Озиридов. – Как я рад вас видеть!

Василий Августович поднял на Озиридова свои уверенные глаза и несколько секунд смотрел. Стараясь припомнить, где и при каких обстоятельствах им доводилось встречаться. Но так ничего и не припомнив, лишь растянул в вежливой полуулыбке тонкие губы.

При всем желании Озиридов тоже не мог бы сказать, где раньше видел этого человека, назвать, по какому ведомству тот служит и как его фамилия, но по странной прихоти памяти, каким-то совершенно непостижимым образом в голове, лишь только он взглянул на дежурного, вспыли его имя и отчество.