Сколько он был в объятиях полной темноты, он не помнил. Холодная вода, вылитая на лицо заставила Степана очнуться. Он с трудом открыл глаза, перед ним стоял Резников облаченный в сияющий новизной мундир белогвардейского капитана, рядом был Выдыш. Калинин курил у окна. На не самом широком подоконнике стояли два горшочка с комнатными растениями, возле них белели ажурные занавески. Окно было приоткрыто, папиросный дым уносился в оставленную щель. Всё — это видел Степан, и Калинин тоже был в форме белогвардейца. Степану второй раз плеснули на лицо ледяную воду.

— Готовишь его — засмеялся Выдыш.

— Нет, я его пожалею — засмеялся в ответ Резников.

— С чего так? — изумился Выдыш.

Резников не ответил. Зато Степан услышал, как трещат в печи дрова. Стройная женщина средних лет с аристократическим надменным взглядом, проследовала мимо Степана в соседнею комнату.

— Елизавета Павловна — тихо выговаривая слова, произнёс Степан.

Женщина обернулась, посмотрела на него и, передернув плечами, как будто была на морозе, удалилась.

— Закрой окно — тянет — грубо приказал Резников Калинину, тот исполнил указание тут же.

Переступил через Степана и уселся на стул с высокой спинкой.

— Так что Степан не повезло, недели две не дотянул — саркастически произнёс Резников.

— До чего не дотянул? — прохрипел Степан.

— До своих, до кого же ещё, но может ты станешь героем, хотя я так не думаю. Твои новые хозяева ещё где-то возле Новониколаевска. На партизан не надейся, сейчас всё перемело так, что ни одна сука сюда не сунется.

— Я и не надеюсь — еле слышно сказал Степан.

— Каждый надеяться, ничего с этим не сделаешь. Это — нормально Степан. Так устроен человек, он до последнего верит. Конечно, объясняет сам себе, что всё бессмысленно, но пока бьётся сердце, всё равно надеются. Вот эти людишки на улице тоже отчаянно ждут, обращаются к своим красным богам. Очень хочется им услышать, как на окраине села выстрелит винтовка, за ней полоснет пулемёт, и станет капитану Резникову не до них.

— Не нашли того солдатика, что с прапорщиком был, как в воду канул — произнёс кто-то посторонний, появившийся вместе с потоком холодного воздуха по полу.

— Как обращаешься каналья! — закричал Резников.

— Виноват ваше благородие! — рявкнул посторонний.

— Обшарьте каждый дом. Спрятала его какая-то сука. Некуда было ему деться, пошёл вон!

— Есть! — крикнул посторонний.

— Подожди, бабу мне, как зеницу ока стерегите, теперь иди — Резников сбавил громкость, но и этого хватило для Степана.

Он понял, что речь идёт о Соне. От этого ему стало совсем плохо, он попытался подняться на ноги, но Калинин сильно ударил его сапогом в грудь.

— Переживаешь — хорошо, вместе сдохните, сделаю такой подарок. Хотя у меня есть ещё один, но он лично для тебя Степан.

— Готово всё — произнёс Выдыш, появившись в доме.

— Смотреть будешь? — произнёс Резников, Степан по голосу понял, что обращается он к Елизавете Павловне.

— Отстань, ты знаешь, я не переношу этого — тошнит — грубым, чуть низковатым голосом ответила Резникову Елизавета Павловна.

— Быстрее нужно, солдаты из роты оцепления не довольны будут — напомнил о себе Выдыш.

— Поставь два пулемёта. Что ты скулишь, тебя ещё мне учить — закричал Резников.

— Сделаю — угрюмо ответил Выдыш.

— Позови казаков, пусть поднимут этого. Бабу тоже сюда — обратился Резников к Калинину.

Калинин не ответил, молча покинул комнату. Через минуту появились двое здоровых бородачей в казачьей форме.

— Поднимите его и на улицу — спокойно приказал Резников.

Степана поднимали с большим трудом. Он не сопротивлялся, но высокий рост с отсутствием координации делали своё дело.

— Кстати, вот и мой сюрприз. Представься ему — произнёс Резников.

— Емельянов Сергей Иванович — исполнил приказ один из казаков.

— Не узнаешь?

— Никак нет ваше благородие.

— Впрочем, неважно. Родственничек — это твой.

— Нет в нашем роду таких — замялся казак.

— Нет, значит, будут — засмеялся Резников.

Бородатый казак внимательно вглядывался в лицо Степана. Степан же вспомнил только одно единственное: — «Не было его два года, ушёл и всё. Пришёл и не говорил, где был, и что делал» — слова бабушки стучались загнанной птицей, подгоняя к горлу тошноту.