Нет, ну, конечно, присматривать за ним будут, а как же — такой резонанс. Но и мер никаких принимать не станут, еще спасибо скажут. Вспомним того же Владислава Крапивина и его книгу «Мальчик со шпагой». Там, правда, семиклассник был, Сережа Каховский, который преступника с ножом обезоружил. И хотя тот мальчик вместо шпаги в руке имел какой-то дрын, короче говоря, палкой дал подвыпившему рецидивисту по ногам, все равно — прецедент был.

Вот только сравнивать книжного героя и реального умный следак не станет. И там один был урка, какой-то пьяненький вор, а здесь — два матерых бандита, которые пошли на дело. И не ножичек был у главаря, а пистолет. Из которого, кстати, он стрелял. По нему стрелял, по Максиму. То есть, любой мальчишка должен был обосраться на месте и не то, чтобы нападать — улепетывал бы из той сберкассы. А он, Максим, не обосрался, не сбежал, а вначале хладнокровно вырубил одного «джентльмена удачи», а потом пошел на ствол и упокоил второго. Да не случайным ударом, а тремя хорошо поставленными. Опытный опер это сразу поймет. И не отцепится…

Но проблема даже не в этом.

Хуже всего то, что наверняка на это дело обратят внимание в Комитете. Не могут не обратить. Случай вообще неординарный — двух матерых бандюганов со стажем простые граждане завалили прямо на месте преступления. И какие граждане? Старый дед да сопливый пацан-школьник!

В СССР в 70-е годы каждое такое смертоубийство — хоть бандитов, хоть граждан, тем более, работников правоохранительных органов — ставилось на учет! И по каждому работала комиссия из МВД-шного главка. А если вот такое… Тут сразу вмешаются «старшие братья» милиции, как пить дать, вмешаются. И вот они-то начнут потрошить Максима всерьез. И сказками про дедушку-чекиста здесь не отделаешься — все проверят. И про бокс его все расспросят, и тренера притащат, и маму с папой на запчасти разберут. А уж мама все расскажет — и как его постоянно в школах разных лупили, и как на Амуре от местных хулиганов бегал… И вдруг — бац — в новой школе всех хулиганов на место поставил, на соревнованиях по боксу выделывался… Чем это все объяснить?

Рассказать всю правду? Кто поверит? В психушку ведь отправят! Или в их какой-то институт — исследовать феномен советского школьника…

Короче, надо думать, как все это объяснить!

«Вот ведь, дернул меня черт!» — подумал Макс. — «Нет, понятно, что выхода не было, но можно было на рывок дернуть до ближайшего телефона, вызвать милицию. Хотя нет, могли эти бандюки и пострелять там кого… В общем, ладно, что сделано — то сделано. Надо прорабатывать версию „отмазки“…»

Максим начал писать, потихоньку вживаясь в роль советского школьника, пионера-героя, который в трудную минуту собрал все свое мужество и вступил в неравный бой с врагом. Как там пионеры в Великую Отечественную поступали? Леня Голиков, Марат Казей, а Зина Портнова вообще, кажется, стреляла в фашистов. Вроде ей потом звание Героя Советского Союза присвоили… посмертно… Так то ж на войне…

И тут Макс вспомнил, как он, взрослый мужик, приспосабливался к войне. Настоящей, не киношной войне — грязной, тяжелой, кровавой… И как ему было очень тяжело…

… Это только в фильмах на войне не страшно. В фильмах, даже если героя убивают, в финале он все равно оживает — типа, только ранили. И совсем не тяжело. Царапина, мол. Также, когда в фильмах героям попадают пули, скажем, в руку, или в ногу, короче, если они получают рану — то все равно и бегают, и стреляют, и вообще, героически сражаются. За Родину, за Сталина. Или за любимую женщину. Или за бабло. Потому что с воцарением в мировом кинематографе голливудских шаблонов понятие Родины и прочих важных тем отодвинулось, и чаще всего киношные герои стали сражаться за деньги.

Но не важно, все равно, за что, только в кино люди, получая ранения, продолжали воевать и все такое. Ну, морщились, орали, даже ругались — но шли вперед, ура и так далее, и тому подобное.

Вы когда-нибудь пробовали ходить после того, как ушибли или, не дай Бог, сломали нечаянно ногу? Смогли бы выполнять какую-то работу по дому, если серьезно резанули палец или, не дай Боже, всю руку? Когда кровь стекать никак не перестанет, а порезанные палец или рука болят? Когда раненной рукой нельзя плотно схватиться даже за ручку сковородки, а раненная нога распухает и не влезает в сандалию. Так это — Бог ты мой — обычный порез. Или ушиб. Или, даже, перелом. А если вдруг пуля задела нерв? А если осколком перебиты нервы связки или сухожилия? А если…

Максим как-то в детстве наступил всей подошвой на гвоздь. Точнее, наступил всей пяткой. И неделю после этого не мог опереться на раненную ногу — ходил как бы на носочке. Нога быстро уставала. Сами попробуйте хотя бы полчаса походить на цыпочках. Судорога вам обеспечена уже через десять минут.

У Макса были и другие травмы. И не только в детстве. Поэтому он прекрасно знал, каково на самом деле бывает, когда человек получает пулевое или ножевое ранение. Сам он имел несчастье получить в свое время и то, и другое. Но если нож, который шел ему в почку сзади, наткнулся на позвоночник и нанес только поверхностное ранение, то вот пулю он получил в грудь справа и чудом только не было задето легкое. Зато было сломано ребро! И целый месяц Макс не то что нормально дышать — в туалет не мог сходить нормально по-большому. Потому что любая попытка тужиться вызывала дикую боль. Как говорится, ни вздохнуть, ни пукнуть. А уж сразу после ранения он вообще даже двинуться с места не мог — боль была дикая. И выносили его на носилках…

Поэтому смотреть фильмы, где раненные в бою бойцы, как ни в чем ни бывало, бегут, орут и сражаются с врагами, он категорически не мог. По той же причине не мог он смотреть киношные драки — где герои раздают удары направо и налево, а их противники, получив ногой в челюсть, вскакивают и продолжают драться. Хотя в реальности один из десяти таких ударов отправляет в глубокий нокаут любого человека, если он, конечно, не робот.

Сама же драка в таком темпе, как в кино — с прыжками, ударами ног, кувырками и бросками — в реальности продлилась бы максимум минуту. Потому что даже серьезно подготовленный спортсмен через минуту после всех этих цирковых трюков реально бы сдох. Физически. Просто бы выдохся. А если еще в драке крутить всякие сальто, делать фляки и прочие акробатические чудеса, то бой закончится еще раньше. В общем, кино — это для идиотов. В реальности все выглядит по-другому…

Реальная война тоже выглядела совсем не так, как в кино…

Когда Макса обменяли, кстати, совершенно для него неожиданно, он еще даже не залечил до конца свои травмы. Ребра и челюсть зажили очень быстро, буквально через месяц, рука почти не болела — сломана была лучевая кость, а так как руки у Макса были давно набиты, то срослась быстро, а вот ноги… Ноги заживали медленно, потому что у него были повреждены коленные суставы. И он еле двигался на костылях.

Из тюремного госпиталя следственного изолятора СБУ он попал в обыкновенное СИЗО на Лукьяновке, в обыкновенную «хату» — общую камеру, где просидел три месяца. В камере его уважали за то, что был политическим. Тогда еще националисты не были так популярны в местах не столь отдаленных — их было мало, сажали их очень редко, причем, даже за убийства отпускали на подписку, поэтому сидельцы в основном были из уголовников. Вот и относились к политическим достаточно неплохо. К тому же Макс, как журналист, был очень контактным, умел выслушать любого, а что еще людям надо в тюрьме? Чтобы их выслушал хоть кто-нибудь. А если еще и поможет…