Последний круг трудов праведных в Джунипере завершился уже поздним вечером. Братья Покаяния все еще находились на главной площади, испытывая экстаз от самобичевания, когда в толпе зрителей Де’Уннеро заметил смуглокожего бехренца. Язычника немедленно схватили и приволокли к свирепому магистру.

— Кто твой Бог? — потребовал у него ответа Де’Уннеро.

Бехренец молчал.

— Чезру? — спросил магистр, назвав божество бехренских ятолов. — Ты встаешь на колени, когда молишься своему Чезру? Отвечай!

Человек молчал, но все видели, как сильно он задрожал, когда Де’Уннеро медленно обошел вокруг него, буравя несчастного взглядом.

— Отрекись от него, — велел бехренцу Де’Уннеро, вновь глядя ему в глаза. — Отрекись прямо здесь; при всех, от своего Чезру и назови его лживым идолом.

Человек по-прежнему упорно молчал.

— Если ты этого не сделаешь, значит, ты ответил на мой первый вопрос, — коварно улыбаясь, произнес Де’Уннеро. — Говорю тебе, отрекайся от Чезру! Назови его предателем душ.

Один из братьев Покаяния подскочил, готовый схватить бехренца, но Де’Уннеро удержал его.

— Мы видим, как чума захватывает наши земли, — стал объяснять магистр перепуганному бехренцу. — Мы знаем ее причину: ложная вера. Предупреждаю тебя: отрекайся от Чезру сейчас же, иначе ты сам подтвердишь, что являешься еретиком, а значит, отцом чумы.

Было видно, что последние слова стали решающими для несчастного бехренца. Он глотнул воздух и уже без страха посмотрел на Де’Уннеро.

— Уговариваешь тело спасать и душу губить? — спросил он с сильным бехренским акцентом. — Этого я не сделаю.

— Повесить его! — закричали из толпы, но Де’Уннеро потребовал тишины.

— Где его соплеменники? — громко спросил магистр.

Де’Уннеро услужливо подсказали. Он удовлетворенно улыбнулся: оказывается, все бехренцы жили неподалеку от Джунипера, в старой усадьбе.

— Поведешь его, — велел магистр одному из братьев Покаяния, указывая на бехренца. С факелами в руках процессия двинулась по ночной дороге. Добравшись до места, братья Покаяния окружили большой крестьянский дом. В окнах появились испуганные лица бехренцев, среди которых были старики и дети.

Де’Уннеро приказал им выйти из дома, но они отказались.

— Кто ваш Бог? — обратился к ним магистр. — Кому вы служите: церкви Абеля или вашему божку Чезру?

Ответа не последовало.

Тогда Де’Уннеро подал знак двоим братьям, которые стояли по обе стороны от него и размахивали ярко пылающими факелами. Братья направились к дому.

— Вы либо ответите на мои вопросы, либо мы дотла сожжем этот дом вместе с вами! — зарычал Де’Уннеро. — Отвечайте, какой церкви вы служите?

Дверь приоткрылась. Из дома вышел смуглокожий, высохший старик и медленными, но твердыми шагами направился к разъяренному монаху.

Он посмотрел на братьев Покаяния, которые удерживали, захваченного в Джунипере бехренца.

— Отпустите его, — потребовал старик.

Братья не шелохнулись. Старик заметил, куда они смотрят, и тогда обратился к Де’Уннеро.

— Уходите вон, — сказал он. — Наш это дом. Купили честно, остальное строить сами. Вам отчитаться не будем.

— А-а, да ты ятол, — прошипел Де’Уннеро название бехренской религии.

Судя по акценту, старик совсем недавно появился в Хонсе-Бире.

Услышав слова Де’Уннеро, он расправил плечи.

— Говори, что признаешь церковь Абеля своей истинной церковью, — потребовал Де’Уннеро. — Говори, что принимаешь святого Абеля своим спасителем, а нашего истинного Бога — своим Богом!

— От наша вера мы не отрекаться, — с достоинством ответил старик, подняв голову и обращаясь не только к Де’Уннеро, но и к толпе зрителей.

В следующую секунду старик оказался на земле, сбитый с ног мастерским ударом Де’Уннеро. Размахивая плетками, разъяренные братья Покаяния заставили его подняться и вместе с другим бехренцем погнали в дом.

— Сжечь их всех, — велел Де’Уннеро.

Братья Покаяния с факелами бросились к дому и подожгли его со всех сторон, закрыв обреченным какую-либо возможность выбраться наружу.

Вскоре из горящего дома понеслись крики, мольбы и стоны. Братья Покаяния остались невозмутимы. Вместе со сторонниками Эвелина бехренские язычники были виновны в том, что розовая чума обрушилась на благословенные земли Хонсе-Бира. Эти смуглокожие дикари совершали чудовищные и богопротивные обряды. Как утверждал Де’Уннеро, они приносили в жертву своим божкам новорожденных младенцев. Слова магистра вновь взбудоражили толпу. Даже туповатые крестьяне, которых мало заботила религия, пришли в неописуемую ярость. Бехренцы представлялись им теперь не кем иным, как прихвостнями демона-дракона!