Совсем небольшой сдвиг в сознании открыл для него множество нового — позволил видеть цветы там, где он никогда прежде их не замечал, чувствовать присутствие поблизости любого животного и даже примерно определять его размер по еле заметному запаху и вибрациям пронизывающей все ткани жизни. Он, словно губка, жадно впитывал в себя новые знания, получая огромное удовольствие от каждого урока, каждого крошечного открытия. Все его представления о пространстве и времени радикальным образом изменились. То, что казалось непрерывной последовательностью, превратилось в отдельные сегменты, а память — в путешествие во времени.

Даже сон его приобрел теперь совсем другой характер, перестал быть временем простого отключения сознания и превратился в нечто вроде медитации, которой можно было управлять. «Странствия души», так эльфы называли это. Находясь в состоянии полудремы, Элбрайн мог отключить свою способность видеть, но оставить «бодрствующими» уши и нос. И он совершил множество путешествий во времени, перемещаясь туда, где когда-то находился, наблюдая за происходящими событиями совсем с другой позиции и таким образом узнавая о них много нового.

Теперь ночами для него оживали и Олван, и Джилсепони, дорогая Пони, и все остальные обитатели Дундалиса. У Элбрайна даже возникало ощущение, будто все эти люди на самом деле живы, просто находятся в каком-то другом месте, ключом к которому была его память.

Эта мысль успокаивала. В эльфийской философии вообще было много утешительного, вот разве что даже с ее помощью он не мог изменить прошлое.

Боль оставалась, порожденная воспоминаниями об ужасных криках, отчаянных схватках, грудах тел. Следуя советам Джуравиля, Элбрайн не старался избегать этой боли; напротив, он снова и снова «возвращался» к сценам гибели Дундалиса, и это каким-то образом отчасти снимало внутреннее напряжение.

— Испытания прошлого готовят нас к испытаниям будущего, — часто повторял эльф.

Элбрайн не спорил с этим утверждением, но его пугала мысль: а вдруг эти самые «испытания будущего» грозят ему такими же ужасными переживаниями, как те, что остались в прошлом?

Он стоял на плоской, вытоптанной вершине холма, устремив взгляд на восток, туда, где еле заметная розовая полоска возвещала о приближающемся рассвете.

Он был обнажен и каждой частичкой тела ощущал прикосновение прохладного ветра. Он был обнажен, полностью раскован и, когда горизонт разгорелся чуть ярче, воздел в воздух большой, тяжелый меч, крепко держа его обеими руками за длинную рукоятку; на сильных руках буграми проступили мышцы.

Элбрайн медленно повел мечом перед собой, соответствующим образом перемещая свой вес, чтобы сохранить равновесие. Движение закончилось взмахом меча над левым плечом. Шаг вперед, и снова медленное, плавное перемещение меча, но уже в обратном направлении. Еще один шаг вперед, потом в сторону, и юноша, оказавшись лицом к лицу с «противником», нанес ему удар, отскочил, снова нанес удар — все это медленно, гармонично; шаг правой ногой назад, поворот, и новая атака на «противника».

Би’нелле дасада, так это называлось по-эльфийски, или танец с мечом. Молодой человек упражнялся таким образом почти час, его руки и меч описывали сложные фигуры в воздухе. Теперь именно к этому сводились его физические тренировки — никаких реальных схваток, просто мышцы должны были снова и снова вспоминать каждое движение, с тем чтобы действовать автоматически, если дело дойдет до настоящего боя.

Из-за деревьев у подножья холма с искренним восхищением наблюдали за юношей Джуравиль и еще несколько эльфов. Перед ними разворачивалось поистине необыкновенно красивое зрелище — сочетание великолепно отточенной мышечной силы и почти сверхъестественной ловкости. Ни на миг не теряя равновесия, Элбрайн танцевал с мечом гармонично, изящно, делая быстрые, как будто переливающиеся друг в друга движения.

Лезвие сверкало в утреннем свете, длинные волосы пшеничного света взлетали и снова ложились на плечи. А глаза! Как сверкали его зеленовато-оливковые глаза — словно он и в самом деле видел своего воображаемого противника.

Мастерство Элбрайна совершенствовалось с каждым днем. Больше никто в Облачном Лесу, даже Тантан, не ставил под сомнение его отвагу. В словах «кровь Мазера» теперь не звучало ни малейшего оттенка насмешки. Он прошел сквозь «стену непонимания», как Джуравиль называл это, отказался от чисто человеческого способа мышления и не только сам обрел невероятную мощь, но и мог черпать ее у природы.

И каждое утро, прежде чем пелена тумана затягивала Облачный Лес, он поднимался на холм, встречал там рассвет и исполнял свой танец с мечом.

Кровь Мазера, никуда не денешься.

Подарки — тяжелое шерстяное одеяло, маленькое кресло из согнутых прутьев и зеркало в деревянной раме — удивили и даже смутили Элбрайна. Он знал, что одно только зеркало стоило ужасно дорого, а кресло было изготовлено с потрясающим мастерством и к тому же складывалось, что позволяло легко переносить его с места на место. Однако самое большое впечатление на него произвело одеяло — исключительно практичная вещь.

Юноша внимательно разглядел кресло, даже посидел в нем и вдоволь налюбовался своим изображением в отсвечивающем серебром зеркале.